— Какого чёрта, Кира?! — время приближается к часу, и в зоопарке практически нет посетителей до второй, вечерней, волны.
— Руки убери! — цежу я, стряхивая его пальцы, неожиданно длинные и слишком сильные для не отличающегося мускулатурой одногруппника. — И выбирай выражения.
— Я не для того рассказал тебе про Лизку, чтобы смотреть на счастливое семейство Самсоновых в полном сборе! — его глаза щурятся, а между бровей пролегает глубокая морщина, показывая то, что я уже поняла сама. Оценивая его возраст, я прилично так промахнулась.
— Хоффман, а ты чего ждал? — хмыкнув, я стягиваю очки, с неприкрытым удовлетворением наблюдая, как он спотыкается о мой снисходительный взгляд. — Думал, я играю? — презрительный смешок развеивает все возможные сомнения. — Или всерьёз считал, что после всего я кинусь в твою постель? С разбега.
— Верил в твоё благоразумие и самоуважение, — самое время разочаровать его ещё больше и избавиться от претендента на своё тело.
— О чём ты, Гриша? — манерно растягиваю слова, мгновенно меняясь. — Благоразумие? — взлетают брови. — Самоуважение? — делаю шаг навстречу и пальчиком касаюсь его груди.
Надо бы записаться на маникюр.
— Откуда это у девочки, сексом заманившей перспективного финансиста в брачные сети? — тихий смех в ответ на его недоверие. Как же легко порой оправдывать чужие ожидания! — Сколько их было и сколько ещё будет… — наконец он меняется. — Его держит сын, — от контекста режет уши и бесчинствует совесть, — его держу я, и ни одна одноразовая подстилка не встанет между нами.
— Меркулова…
— Меня не волнует, — сейчас — равнодушно повести плечами. — Кирилл разбирается в товарно-рыночных отношениях получше тебя, Хоффман, — добиваю его интимным шёпотом, — и знает, что именно покупает, удовлетворяя все мои просьбы! — и оценивающим взглядом перед тем, как вернуть очки на место. — Сможешь также?
Яркий сарафан на тонких бретелях только усиливает общую картину, когда я поправляю волосы, призывно открывая шею.
— Оказывается, ты та ещё беспринципная… — прежде, чем он договорит, я закрываю ему рот ладонью.
Наши глаза так близко, что мне хорошо видны тёмные прожилки в радужке — одинаковые, несмотря на разный цвет глаз. В руке, сжавшей мою, в стремлении отклониться, в нахмуренных бровях — во всём его виде лишь отвращение, тесно завязанное на презрении к таким, как я.
— Пусть это останется между нами, — нежный шёпот и я убираю руку. — Звони, как решишься, Гр-риша! — игривое подмигивание стало бы последним гвоздем в крышку гроба его симпатий, но я неожиданно засмотрелась на кривящиеся губы.
Эффект всё равно вышел что нужно, и я легко сбегаю по ступеням, действительно торопясь к сыну. Кирилл раз за разом растравливает душу, и моё неадекватное внимание к Хоффману — результат навязчивого желания отомстить.
Хотя бы так.
8. Глава 8
— Я его уничтожу! — Сашка спит и Кирилла больше ничего не сдерживает. Проступают вены на руках, на шее бьётся жилка, а по лицу ходят желваки — Самсонов в бешенстве. — Значит, так у тебя выглядит верность?! Это твои принципы?
— Не ори, — прикрыв глаза, торможу его.
— Отдалась за домашку? — продолжает Кирилл, заметно сбавив громкость, но не уменьшив ярость. — И после этого строишь из себя институтку! — после чересчур резкого поворота я смотрю на Сашку, но он не просыпается. — И сколько ты его ублажаешь? С первого дня в этом грёбанном институте? Меня одного тебе стало мало? Или ты и поступала только ради этого?! — возня на заднем сидении заставляет его оборвать речь.
