Естественно, кашу довариваю я и, накрывая на стол, чувствую взгляд мужа. Практически бывшего. То, что вместо воскресного тенниса, за последние четыре года пропущенного лишь однажды — в день моих родов, Кирилл сидит здесь, смешит Сашку и никуда не торопиться мало меня волнует.
— Сын, в зоопарк пойдём?
— Смотлеть мифэк? — ложка мгновенно забыта, а каша размазана по столу, стулу, полу и самому Сашке.
— И их тоже! — подмигивает Кирилл.
— А мама? — для Сашки не происходит ничего сверхъестественного, а то, что папа с утра дома становится всего лишь приятным сюрпризом. Щёлкает чайник.
— Куда же мы без мамы! Чай? — я впервые оказываюсь на месте рекламной домохозяйки, о которой демонстративно заботится любимый муж.
— Воду.
Передо мной возникает стакан с одинокой плавающей долькой лимона, перед Сашкой детская кружка с компотом, а сам Кирилл предпочитает зелёный чай.
Сын болтает без умолку, глотает слоги и целые слова, мечтая о сахарной вате, медведях и капусте для кроликов, а я невидящим взглядом сверлю Кроша на его кружке, только сейчас замечая насколько зловещий у него оскал. Стоит её сменить на Трёх котов, или Фиксиков — сейчас у него все персонажи редких мультиков любимые.
К огромному сожалению насчёт зоопарка Кирилл не шутит, и через час мы выходим из лифта на втором этаже подземного паркинга. Если бы не Сашка...
— Кира? — Кирилл зовёт меня, когда я уверенно направляюсь к своей машине.
Ключи привычно ложатся в ладонь, но мне приходится вернуть их в сумку — мало того, что мы едем втроём, так ещё и короткий летний сарафан мало подходит для вождения. Но прекрасно для семейной прогулки. Сашка уже ёрзает в автокресле, в то время как я только подхожу к Вольво Самсонова.
— Перебор, Кирилл, — стоило бы казаться мрачной, обиженной или какой там ещё полагается обманутой жене, но внутри поселилась горечь, а внутренности покрылись льдом.
Такой себе айсберг из живого человека. И открытая передо мной дверь не вызывает ничего, кроме усталого раздражения.
— Мне не понравился наш вчерашний разговор, — пока Сашка рассматривает город через тонированные стёкла, у нас есть время. Не знаю, куда делся цветочный павильон, но с утра о нём не напоминал даже остаточный аромат. — Кира, так нельзя.
— Нам не о чем говорить, — в салоне едва ощутимо пахнет цитрусом.
А я всё гадала, откуда у него внезапная страсть к автомойке, чуть ли не по три раза в неделю. Ядрёный парфюм Меркуловой и правда может вывести лишь тотальная чистка салона. Наивная дура.
— Ты вот так просто отречёшься от нашей жизни? — к счастью, Самсонов, как и я, не любитель пафоса, иначе не удалось бы скрыть тошнотворный надрыв киношной фразы.
— Твоей.
— Что? — красный сигнал светофора и мне приходится ответить, глядя прямо в раздражённые тёмные глаза.
— Когда ты последний раз говорил, что любишь меня? — простой вопрос, но он теряется и возвращает взгляд на дорогу. И вот сейчас вскидывает голову моя ярость. Та самая, которая незаметно, по капле, разрушала наш брак и меня. — Интересовался моей жизнью? Когда мы обсуждали что-то, кроме Сашки, совместных отпусков и ремонта?
— Думаешь, ты одна такая непонятая и обделённая? — с сыном в машине он не позволяет себе отвлекаться, но руки напрягаются, с силой сжимая руль, так, что скрипит кожа, а красиво очерченные губы сжимаются в одну линию. — Все так живут, Кира! Но жертву из себя строишь только ты!
