ИЗМЕНА. Развожусь! - страница 11



Снаружи ветер с мелким дождём колотит в окно и таскает по территории осенние листья. Несмотря на это, кажется не холодно и грязи нет.

Я пожимаю плечами. Не знаю, кому как, а мне нравится.

Делаю глоток бодрости из ароматной арабики и закрываю глаза, слегка промычав от удовольствия.

– Вам уже лучше? – Говоря со мной, Ольга без лишних вопросов убирает моё свадебное платье в чехол, а тот назад в шкаф. Запирает его там вместе с моими негативными эмоциями и участливо интересуется: – Что-то вспомнили?

– Да, – киваю я, снова поднося фарфоровую чашку к губам. – Вспомнила. Что я очень привередлива в плане кофе и сырников. Это два объекта моей страсти, и я очень надеюсь, что ты тоже об этом не забыла. Так где они, Оля?

– Но вы же никогда… Я всё помню! Только чёрный горячий кофе с утра. Больше ничего.

Я смотрю на неё с серьезным выражением лица, но ямочки на щеках, как искорки веселья выдают меня с головой.

– Пфф!!! – Её глаза закатываются так, что, кажется, делают полный оборот внутри черепа. Она воодушевленно всплескивает руками и восклицает: – Ох, уж эти ваши шуточки!

Ольга осматривается по сторонам и переходит на таинственный шепот:

– Говорят, у Константина после вчерашнего до сих пор глаз дёргается!

– И это всё? – не то насмешливо, не то разочарованно (а может, и немного сочувственно) переспрашиваю я: – Разве ни у кого больше ничего не почернело и не отвалилось?

Сжав губы и сдерживая смех, Оля мотает головой. Я улыбаюсь.

Оказывается, что иногда любовь умирает так весело!

Так может это и есть мой шанс на новую жизнь?

Дожидаюсь, когда Ольга выйдет, и набираю в телефоне папин номер. Меня встречает длинный гудок, во время которого я пробую подготовиться к разговору. Второй, третий: «Абонент вне зоны. Абонент вне дома. Абонент на работе».

На всепонимающем выдохе, нажимаю отбой, но практически сразу принимаю входящий вызов.

– Да, Поля, – от звука родного мужского голоса теплая и приятная волна прокатывается по всему телу. Глубокий. Чуточку хриплый. Уверенный. Кажется, сухой и строгий, но это лишь при вынужденных обстоятельствах. – Тебе стало хуже?

От сквозящей родительской тревоги щиплет в носу. В горле и глазах. Везде и до слёз.

– Нет, пап, всё в порядке. Я просто соскучилась.

Мне слышно, как он прикрывает трубку рукой, извиняется и выходит.

– Ты не дома? – спрашиваю я. – Извини. Я не хотела тебя отвлекать.

– Позавчера пришлось уехать в Камбоджу, оттуда в Индонезию на Бали для участия в Восточноазиатском саммите. Ты не отвлекаешь. Деловая часть уже завершена, и мы с делегацией на обязательном ужине. Жуткая, я скажу тебе, местная традиционная кухня.

Я знаю, что он никогда не улыбается, но сейчас почти вижу, как чуть дёргаются вверх уголки его губ.

– А мама?

– На Алтае в каком-то модном Центре лечебного голодания, но, сдаётся мне, что в отличие от неё, я вернусь домой гораздо более похудевшим. – Он хмыкает, будто для него это факт. Ничего интересного. Затем спрашивает, словно уловив тонкий смысл моего самоистязания: – Поль, что случилось?

Глава 4.2

Рассказать ему?

Так я уверена, папа прекрасно осведомлён о том, что происходит в доме Бессонова. Так сказать, со всеми вытекающими безобразными деталями, но помогать он не будет. Больше не будет.

Он – человек старой формации и строгий цензор не только самого себя, но и окружающих. Принципиален и придирчив (к своим, кстати, более требователен, чем к посторонним), чем заслужил уважение среди подчинённых и главных чиновников страны. Часто от него я слышу фразу, что в конфликте всегда виноваты оба. Но правда заключается в том, что один действительно виноват больше. А в моём случае, мы с папой оба знаем кто.