Измена. Стеклянный мост над обрывом - страница 11



Во-вторых, в глубине души ей не нравилась излишняя, как ей казалось, привязанность Даниэла к матери. Та была сухой, но хитроватой женщиной, и Даниэл как мог продолжал заслуживать ее любовь: ездил на дачу по первому звонку, покупал сапоги, по цене которых Лера могла купить себе целых две, а то и три пары. Свекровь в глаза хвалила Леру, но “добрые люди” доносили сетования свекрови сначала на то, что Лера “сидела” дома, а потом – “не может родить ребенка”, хотя в ближайшие три-пять лет пополнение семье не входило в планы молодых. Лере было ужасно неловко объяснить свои претензии Даниэлю, ей казалось, она его разочарует, они поссорятся.

Впрочем, одна из ситуаций показала, что он бы и не понял суть претензий. Во время одного из визитов свекрови Лера была дома одна. Ей вздумалось приготовить на ужин солянку, бульон уже кипел, и оставив свекровь в квартире, она побежала в магазин за оливками и лимоном. У подъезда она встретила Даню и они вместе зашли домой. Дома ее ждал полный разгром. Оказывается свекровь, решила “поремонтировать” сумочку Леры, так как “случайно” увидела, что швы во внутреннем кармане разошлись. Мало того, что она бесцеремонно рылась в шкафах в поисках нитки и иголки, так и еще обрушилась с упреками на Леру за “обман”: обнаружив в сумке Лера блистер с противозачаточными таблетками, она решила, что жена обманывает ее сына:

– Ты что думаешь, молодеть будешь с каждым годом? После этих таблеток ты еще и зачать бог знает сколько времени не сможешь, ни выносить нормально. Мой сын зачем женился? Он тебе зачем нужен? Чтобы ты вкусно ела и пила? – набросилась она на Леру, не стесняясь ни саму Леру, ни рядом стоящего сына.

На Леру никогда так не орали, не предъявляли таких обвинений. А уж залезть в ее сумку, неважно с какими намерениями, она считала неприемлемым вообще. Это одно и то же, что залезть в трусы. В первые в эту ночь сравнивала мужа со Славой: какими бы грубыми не были его слова, но в обиду Леру чужим людям Слава бы никогда не дал, в этом она не раз убеждалась. Лера же даже ответить как следует не смогла тогда: глаза моментально наполнились слезами и она убежала в ванную. Она ожидала от Дани любой реакции: может, объяснит, что это их совместное решение, а не сугубо Лерино, и вообще это их дело, когда заводить детей; объяснит, что недопустимо лазить по чужим сумкам. То ли Даниэль знал, что матери это объяснять бесполезно, то ли действительно не понимал всей абсурдности ситуации, а он решил стать хорошим для обоих. Леру пожурил:

– Ну что ты, плакса моя, ничего же не случилось, давайте вместе ужинать.

А мать… поблагодарил за помощь Лере с ремонтом сумки. И тут Лера впервые сорвалась.

– Да, действительно, спасибо за непрошеную помощь. В следующий раз, когда будете лазить в моих вещах, поставьте в известность меня. И если я разрешу, можете делать, что угодно. Как правило, лазить в личных вещах я не разрешаю, – достаточно громко сказала она, чем вызвала новую волну негодования. Свекровь ушла, Даня с недовольным видом принялся за ужин.

В ту ночь Лера впервые за их семейную жизнь легла не на их общую кровать, а в зале. С удивлением обнаружила, что ей так лучше. Утром не встала готовить завтрак. Проигнорировала звонки мужа в обед. Поужинала до его прихода с работы и вечером, сославшись на срочный заказ, ушла работать в другую комнату. Как можно было назвать этот день? Начало конца? Возможно. Потом пролетело множество дней, которые в конечном итоге сложились в пять лет, но начало конца – нет, не конца их семейной жизни, а конца надежды, что Даниэль – это тот самый идеальный, надежный мужчина, рядом с которым чувствуешь себя как за каменной стеной – было положено, скорее всего, в этот ноябрьский день. Нельзя сказать, что они жили очень плохо, внешний фасад, например, был прекрасен. Родители Леры были без ума от Даниэля и он, похоже, платил им взаимностью. Возможно, дело было в том, что Даня рано потерял отца, а в Лерином отце он нашел именно его. Они вместе ходили на рыбалку, чинили крышу, курили. Даня никогда не видел его пьяным, поэтому не мог понять противоречивых дочерних чувств Леры, впрочем, резона в них разбираться у него тоже не было.