Измена. Стеклянный мост над обрывом - страница 25

Даня ж слышал совсем иное послание: «Ты не услышишь слова сожаления, не услышишь слова о том, что я люблю только тебя, потому что я всю жизнь любила другого. Можешь делать все, что хочешь, давай, проверим, насколько далеко ты зайдешь и зайдешь ли вообще. Но останусь я с тобой рядом только потому, что так сложилось. Не приедь ты сегодня, сейчас бы я нежилась в постели с другим, и это было бы классно». Поэтому ремень продолжал плясать, а вместе с ним плясала и сама Лера: сжимала и разжимала ягодицы, приподнимала и отпускала то одну, то другую ногу, безуспешно пытаясь найти такую позицию, в которой боль наименее ощутима. Наконец, она просто сползла на пол, свернулась калачиком, бережно прикрыв попу рукой. Холодный пол приятно охлаждал, немного облегчал страдания.

– Встань.

Лера отрицательно мотнула головой, говорить сил не было.

– Встань с холодного пола.

– Нет, нет. – Лера была не в силах расстаться с ощущением мнимой безопасности.

– До чего упрямый народ пошел, – хмуро пробормотал Даня. Ему было жаль Леру и одновременно ненавидел ее. Все же человеческое победило, что бы там ни было у нее в голове, он же видел, как непросто давалось ей выдерживать эту боль, видел, как попа приобретала красный цвет, как она вздрагивала в ожидании очередного шлепка. Продолжать мучить ее было бы бесчеловечно. Тем более серьезный разговор он оставил на завтра. Даня поставил Леру на ноги:

– Все, в душ, родная, под теплые струи.

Видно было, что ее вот-вот накроет истерика и действительно, сдерживаемые во время наказания всхлипы, словно стремясь взять свое, вырывались теперь отрывисто, громко, были похоже на какое-то странное икание. Лера старательно закрывала лицо руками, но от этого становилось только хуже.

– Понятно, душ пока отменяется. Не прячься, плачь, если тебе это надо. Даня прижал ее к груди, однако всхлипы долго еще не прекращались.

Странно, но перемены в себе чувствовал каждый из них. Лерин мозг метался между принятием Даню как сильного властного мужчины из своей мечты и ненавистью за сегодняшнее представление с ремнем. Ее разрывало от противоречивых эмоций, хотелось одновременно уткнуться ему в грудь и рыдать навзрыд и чтобы гладили по волосам, но тут же хотелось просто исчезнуть, стукнуть чем-то потяжелее, послав виновника своих мучений куда-нибудь далеко. Даню же отпустило. Тревога и злость исчезли, увидев насколько слабой может быть в иных ситуациях его женщина, теперь ему хотелось заботиться и утешать ее. Мысль, что заставил ее почувствовать слабой он, червяком все же погрызывала. Напряженное молчание прервал звонок в дверь. Курьер привез пиццу и пончики. Чайник просвистел через минуту.

– Ешь, Лера.

– Я не хочу. Я не могу.

Глаза за секунду наполнились слезами, что заставило Даню тихо ругнуться, на этот раз на себя.

– Хорошо, Лера. Я сделаю чай с мятой, и отломлю тебе только кусочек пончика. Это твой любимый, вишневый. Слышишь, Лера? Ты откусишь кусочек и все, а захочешь – съешь полностью, и тогда будешь большая молодец, договорились, Лерочка?

Голос Дани, особенно то, что он снова и снова повторял ее имя, словно вытаскивали из черной дыры тоски, отчаяния, боли, заставляли не уходить в эту боль, а жить жизнь. «Он говорит со мной как с ребенком» – мелькнула мысль и она ей понравилась, ей казалось, что последние пол часа она точно регрессировала в ребенка и обращение как ко взрослой, скорее всего, было бы лишено смысла. Она осилила пончик почти полностью, Дане и в голову не пришло просить доедать до конца. Он сам не понимал, как в нем проснулся заботливый родитель маленькой девочки, и пока Лера убирала со стола, нашел сериал про любовь, внимательно прочитал отзывы (не дай бог сцены насилия, на сегодня хватит с его девочки впечатлений!). Идею сразу лечь спать он отмел, так как считал верным завершить день положительными впечатлениями.