— Можете снять одежду, — госпожа, — говорит одна из женщин.
— Ну же, смелее , — я подожду тебя, — говорит Кармина.
***
И Кармина не соврала. Сперва горячая вода, потом мыло, потом массаж. Купальщицы не дали мне сделать буквально ничего самой, приняв меня в свои руки. Они осторожно раздели меня и указали на ванну, наполненную ароматной водой, от которой исходил пар. Сперва я чувствовала смущение, но через несколько минут вода так расслабила меня, что я перестала сосредоточенно и настороженно напрягаться и впервые за очень долгое время позволила себе полностью расслабиться, раствориться в горячей воде, пока одна из женщин мыла мне голову.
— Вы беременны, госпожа, сказала тихонько одна из них.
Я прикладываю руки к животу, чувствуя, как внутри пульсирует крохотное сердце, от которого расходится во все стороны тысячи нитей силы, защищающей меня.
А я-то наивно думала, что никто не заметит моего округляющегося живота. По крайней мере, пока я была в одежде, это можно было скрывать от других…
— Похоже на то, — говорю я шепотом. — Но не говорите никому, пожалуйста.
— Шило в мешке не утаишь, — с улыбкой говорит женщина.
Перед тем, как выпустить меня из купальни, на меня надевают длинный мягкий халат и даже дают мне маску, скрывающую мое лицо. Удивительная предусмотрительность.
Кармина уже ждет меня на выходе.
— Ну как? Я была права?
Сквозь прорези легкой тканевой маски я смотрю на нее и киваю.
— Я действительно заново родилась, спасибо — говорю я с улыбкой, и вдруг вижу, как глаза Кармины загораются инетресом.
Она подходит ко мне ближе и осторожно подносит руку к камню, висящему на моей шее.
— Откуда это у тебя? — спрашивает она и в ее голосе я слышу плохо скрываемое удивление.
17. 17
Я прячу камень подальше, сильнее запахивая полы халата.
— Это ничего, просто камешек, муж подарил.
Она задерживает на мне долгий взгляд и поджимает губы. Она смотрит на меня так пристально, что в конце концов я вынуждена отвести взгляд.
— Правда, — говорю я, чувствуя странную растерянность.
— Ты мне ничего не должна, Анна, — говорит, наконец, Кармина, — но врать не обязательно. Ты можешь скрывать свое лицо, но когда я слышу вранье, я распознаю его без ошибки.
— Но я…
— Брось, — говорит она и прикладывает палец к губам. — Пойдем, я подберу тебе что-нибудь подходящее из моих вещей.
***
— Ты так и не покажешь свое лицо? — говорит Кармина, после того, как полчаса подбирает для меня подходящий наряд, пока, наконец, не удовлетворяется, остановившись на легком зеленом платье, которое очень удачно скрывает мой округляющийся живот.
— Я…
— Чего ты боишься?
— Хотела бы я сказать, что не боюсь ничего, но это будет неправда.
— Я уже поняла, что ты не из пустынников. И я вижу, что носить платья для тебя не в новинку. У тебя руки аристократки и кожа такая, какой не бывает у местных, проводящих много времени на улице. К тридцати годам они уже походят на старух из за солнца и тяжелой работы.
— Я не знаю, кто я, — наконец, выдыхаю я, говоря чистую правду.
— Это как?
Кармина поправляет заколку у меня в волосах и вместе со мной смотрит на меня в зеркало.
— Не вижу твоего лица, но почему-то мне кажется, что ты очень красива.
Я понимаю, что теперь показывать лицо еще опаснее, чем до этого, когда во мне могли видеть только чумазую замарашку пустынницу. Теперь, с прической, в красивом платье я точно гораздо больше похожа на свое изображение на портрете, который распространяют люди, что хотят убить меня.
