Измена. Вернуть (не) любимую жену - страница 3

— Только попробуй, Варюш, — рокочет мое имя угрожающе. — Злится — злись. Обвинять — обвиняй. Но если я хоть одного мужика возле тебя увижу, убью. Запомни.

— А ты не увидишь! — цежу ему в тон, стараясь тоже звучать с вызовом, хотя в горле слезы застряли. — Потому что я тебя вышвырну из своей жизни, и еще получу судебный запрет, чтобы ты не смел на пушечный выстрел ко мне приближаться!

— Попробуй, зайка, — шипит он яростно.

— Еще как попробую! — рычу ранено. — И ты меня своими связями не напугаешь. У меня знаешь ли тоже папины связи имеются. Вот и посмотрим кто кого!

Он таранит меня горящим взглядом. Будто придушить готов. А уж как я его…

Ненавижу.

Да как он мог со мной так…

Я ведь любила его всем сердцем.

С первого взгляда.

Когда папа нас познакомил была вне себя от восторга. Такой по-мужски красивый. Сильный. Благородный, как мне тогда казалось.

Я еще боялась, что такого грозного вояку мне никогда не завоевать.

А он вдруг однажды взял и предложение мне сделал.

Как уж я удивилась тогда.

Мы ведь на тот момент даже за руки не держались. Но я наивно решила, что он, так же как и я — влюбился.

Чистой. Платонической любовью.

Дура.

А оказалось, что это папа попросил его. Присмотреть за мной так. Когда его не станет.

Он ведь тогда уже знал, что болеет.

А Глеб отказать не смог умирающему командиру.

Чувствую, как у меня будто все органы в труху рассыпаются. Будто напалмом изнутри выжигает боль.

Он ведь моим первым и единственным мужчиной стал. Еще и забеременела от него, безмерно доверяя этому гаду.

А он никогда… меня не любил.

Никогда.

Женился из чувства долга.

Лучше бы он отказался.

Лучше бы и вовсе никогда не появлялся в моей жизни.

Мерзавец…

Как же больно.

Не прощу. Никогда.

— Ну не плачь, Варюш, — хрипит он, совсем неуместно болезненно хмурясь. Будто это ему сейчас сердце растоптали. Будто его предали и уничтожили. — Я пиздец виноват. Но я сделаю все, чтобы загладить…

— Сделаешь все? — хватаюсь за эти его слова как за спасительную соломинку. Потому что больше нет сил держаться.

Хочу разрыдаться в подушку.

Но этот мерзавец даже такой роскоши ведь мне не оставил. В его дом я больше никогда не вернусь. А мой он опорочил своими грязными игрищами. Не представляю как теперь войти. Так что придется как-то без подушки обойтись. Достаточно хотя бы просто избавиться от этого гада и наконец дать волю чувствам, пока меня не разорвало от боли.

Он наконец кивает мне в ответ:

— Проси что хочешь.

Смаргиваю слезы:

— Тогда отпусти меня, и возвращайся к своей шлюхе, — сухо выдавливаю я.

Он напрягается, будто и правда не ожидал, что настроена серьезно. А я твердо продолжаю:

— Я сейчас уйду в школу. И когда вернусь после уроков тебя и твоей швабры здесь быть не должно, — слова даются с болью. — И не забудь окна открыть, чтобы проветрить после себя.

— Не глупи, Варь, — он не отпускает меня. — Ты не вернешься в школу в таком состоянии. Я щас обуюсь и мы поедем домой спокойно поговорим.

Сукин сын.

За что он так мучает меня?

Раз уже предал, то хотя бы позволил бы мне уйти. Но нет. Он не собирается проявить милосердие.

И черт с ним. Оно и к лучшему. Мне его жалость не нужна. Сама со всем справлюсь.

— Ладно, — пожимаю я плечами, осознавая, что видимо это мой единственный шанс избавиться от этого предателя. — Иди, я тебя здесь подожду.

Сомневается.

И правильно делает.

Черта с два я буду его ждать! Пусть горит в аду!

— Или предлагаешь подняться вместе, чтобы я еще разок поздоровалась с твоей потаскухой, пока ты будешь обуваться? — давлю я.