***
С утра в квартире тихо, я лежу и смотрю в высокий потолок. Силы разом покинули меня. Обычно после ночи я бодрая и полная энергии, а сегодня даже ноги с кровати спустить не могу. Беру телефон в руки и удивлённо вскидываю брови. Вчера поздно вечером Ваня, оказывается, прислал сообщение.
«Аля, насчёт помощи, я серьёзно. Если надо, звоните, завтра я абсолютно свободен».
Завтра – это уже сегодня?
Покусываю губу, хорошо, конечно, что он свободен, но попросить его перевести остатки вещей не могу. Быстро вскроется моя связь с Сашей, объясняться придётся, кем я прихожусь его коллеге.
Пихнув сотовый в карман и захватив сумочку с собой, иду в ванную. Умываюсь, чищу зубы, приглаживаю волосы. Надо бы душ принять, но я боюсь, что Сидорин каким-то образом снова вскроет дверь, как несколько лет назад, и мне уже не удастся отбиться. Надо подождать, когда он из дома уйдёт. Не сидит же он вечно в четырёх стенах?
Закончив, выхожу в тёмный коридор, и ахаю, когда цепкие руки заключают меня в жёсткие объятья.
- Аля, - дышит в ухо Сидорин. – А я уже заждался. Долго ты там.
До носа долетает чудесный букет перегара. Там и алкоголь и запах дешевых сигарет. Меня моментально охватывает тошнота и липкий страх.
- Отпусти! - сопротивляюсь, но вырваться не могу, лишь дёргаюсь, как мошка в лапах паука.
Сидорин крепче прижимает меня к себе и трётся о ягодицы тем, о чём я просто предпочитаю не думать.
Набираю в лёгкие воздуха, чтобы заорать, успеваю даже разок крикнуть со всей мочи: - А-а-а! – но влажная ладонь лихо запечатывает рот. Хочу укусить, но не удаётся. Губы расплющиваются от силы нажатия, я дышу часто и шумно.
- Что там? Что происходит? – доносится из-за двери приглушённый старческий голос.
- Всё нормально, Баб! – кричит Сидорин. – Соседка оступилась. Спи.
А сам, словно паук, утаскивает меня на кухню. Пытаюсь лягаться, но сосед сильнее. Неужели сейчас он сделает то, что не успел четыре года назад? Начинаю вырываться активнее, но, кажется, его это лишь раззадоривает.
- А ты огонь, девчонка, да? Ты мне сразу понравилась. Сейчас ещё красивее стала. И попа орех, - сипло смеётся, перемещая руку на ягодицы.
Сжимает их до боли. Слёзы паники брызжут из моих глаз.
Знала ведь, что Сидорин пороховая бочка, с которой лучше не сталкиваться, и всё равно подставила себя под удар! В этой квартире реально перемещаться лишь от комнаты до выхода и обратно, если зайти глубже, можно попасть в переплёт.
- Я ж по любви, Аля, по любви.
Меня передёргивает, когда жадные губы касаются моей шеи, и Сидорин втягивает носом воздух, обнюхивая меня, словно дворовый пёс отрытую из-под конуры кость.
Кажется, он серьёзно считает, что мне нравятся его поползновения.
Собрав силы для единственного удара, я засаживаю ему локтём под рёбра и, о чудо, вырываюсь.
- Я полицию сейчас позову, сволочь!
- Ну, Аля, - поднимает он руки вверх, отступая. Ты чего ругаешься? Ты ж баба, я мужик. Что мужик бабу за филейную часть прихватить не может? Только не надо ныть, что тебе не понравилось.
- Как такое может понравится? Ты больной! – трясу пальцем перед его носом. – Ещё раз тронешь, сюда наряд приедет. Я заявлю о домогательствах, это не шутка! Только попробуй.
- Ой, прям испугала, - кидает с вызовом, но отступает.
Мы смотрим друг на друга, прищурившись. Затем Сидорин отворачивается, отходит к окну, подоконник которого заполнен разросшейся в кадках геранью, достаёт сигареты и закуривает.
