Он сам меня добивался.
Его привлекала моя невинность. И в сексуальном плане и в принципе. Он как-то сказал, что я самый непосредственный человек, которого он когда-либо видел.
— Зачем? — вой в подушку. — Зачем ты так?
Злость и обиду я чувствовала и осознавала — это уже хорошо. Это не истерика, ведущая в никуда, а способ исцелиться.
Вот только не знаю, что делать с болью.
Мне кажется, я полна ею до краёв.
Мне кажется, я — сплошная открытая рана.
Это всё ещё и мешается со словами доктора о моей работе. Что, если он прав? Да, выкидыш спровоцировало то, что я застала мужа с другой. Но что если моё тело оказалось таким слабым на потрясения из-за образа жизни, который я вела раньше?
Много физического труда, не высыпалась, недоедала.
Я была истощённая, когда фотограф заметил меня.
Эталон в модельном бизнесе.
Поэтому он и спросил.
Он не издевался.
— Мы… убили тебя…
Я больше не истерила. Просто лежала целыми днями и смотрела в потолок. Есть не хотелось. Точнее — от вида еды просто тошнило. Я постоянно была под капельницей.
Не знаю, сколько в итоге времени прошло. Пару недель? Может быть, больше.
Меня это не сильно интересует. У меня больше нет ничего, к чему можно было бы спешить.
Хотя…
Наконец, мне становится лучше. Может быть, врачи наконец-то подобрали подходящие препараты, может быть, просто нет сил больше страдать.
Я всё время думаю о маме. О том, что она бы точно не одобрила, если бы я просто сдалась. Легла умирать. А ещё чувствовала бы вину. Я верю, что она наблюдает за мной с неба. Что мы встретимся, когда придёт время. А, значит, я несу ответственность за её чувства до сих пор. Я должна её радовать.
Пока что — только её.
Сейчас нет сил думать о себе.
Наконец, озвучиваю доктору, что хочу уйти.
— Но вам только стало лучше. Мы не можем говорить, что будет, если вы уйдёте из-под нашего наблюдения.
— Мне уже лучше, — повторяю я.
— Ваш муж оплатил ещё две недели, мы планировали обследовать вас, и…
— Он мне не муж, — отвечаю я ровно. Слава богу, голос больше не срывается. — По какому праву вы меня здесь держите?
— Не муж, значит? — в палату уверенным шагом заходит Игнат. — Что вы с ней говорите? Она явно не в порядке — до сих пор бредит.
3. Глава 3
У меня начинает дрожать нижняя губа. Я вмиг становлюсь меньше, вмиг теряюсь.
На самом деле, просто потому что не могу поверить в происходящее.
Вот тот человек, с которым я планировала строить семью, которому хотела угождать, ради которого голову ломала — как мне, деревенской дуре, компенсировать ему, такому мужчине, свои пробелы в образовании, отсутствие обеспеченной семьи и всего такого.
Этот человек без стеснения брал мою подругу прямо на нашей свадьбе.
С таким видом, будто бы он хотел, чтобы я застукала их.
Будто хотел меня растоптать.
Но что я ему сделала?
За что? За что он так меня ненавидит?
Тот человек, которого я знала, был понимающим, добрым, ласковым. Да, в некоторых моментах жёстким, но за все эти месяцы я не заметила подлости.
Не было ничего, что могло бы дать мне подсказку.
Может быть, я думала о нём слишком хорошо и за этим не замечала…
Но тот, кого я знаю, кого я люблю, разве же он может вот так по-хозяйски входить в палату? Будто здесь всё его. Включая меня.
Разве может так жёстко смотреть, говорить такие вещи?
После того, что было?
Чёрная рубашка, тёмные короткие волосы, тот самый взгляд, который говорит, что компромиссов не будет.
