Как признавалась впоследствии Молли, в первый миг, когда открылась дверь, душа у нее ушла в пятки: ей вдруг представилось, что сейчас из полумрака появится, словно выйдет из зеркала, живая копия ее мужа. На поверку особого внешнего сходства между мужчинами не обнаружилось.
Незнакомец не превосходил хозяина комплекцией, но казался менее крепким и гибким. Темные тонкие волосы еще не тронула седина, хотя они слегка поредели на макушке. Смуглое, чисто выбритое лицо было почти лишено морщин, а мелкие складочки на лбу и вокруг глаз происходили скорее от жизнелюбия, а не угрюмости. Чуть вздернутые брови, ироничные темно-серые глаза и весь облик этого человека выражали непринужденность и легкий нрав. Одет он был очень модно и по-городскому – в противоположность Фарнли, не изменявшему своему старому твидовому костюму.
– Прошу меня простить… – начал вошедший.
Даже тембром голоса (у него оказался баритон) он сильно отличался от Фарнли, обладателя резковатого, скрипучего тенора. Походка у него была немного странной: он не то чтобы хромал, но двигался как-то нескладно.
– Прошу меня простить, – произнес он со степенной важностью, в которой, однако, слышались нотки лукавства, – что так настойчиво стремлюсь вернуться в родные пенаты. Надеюсь, вы сумеете понять и оценить мои мотивы. А пока позвольте представить вам моего адвоката, мистера Уилкина.
Сидевший по другую сторону стола упитанный господин с круглыми, чуть навыкате глазами привстал с места. Но на него едва обратили внимание. Незнакомец между тем с любопытством изучал собравшихся, а заодно осматривал комнату, словно бы узнавая и впитывая каждую деталь обстановки.
– Перейдем сразу к делу, – сухо предложил Фарнли. – С Барроузом, полагаю, вы уже встречались. Это мистер Пейдж. Это моя жена.
– Я встречался… – сказал незнакомец, потом помедлил и пристально посмотрел на Молли, – с вашей женой. Признаться, я в некотором замешательстве. Даже не знаю, как к ней обращаться. Называть ее леди Фарнли у меня язык не поворачивается. С другой стороны, не могу же я называть ее попросту Молли, как в былые времена, когда она носила косички.
Ни один из супругов не удостоил эту реплику ответом. Молли держалась спокойно, но лицо ее залила краска, а во взгляде появилось что-то холодное и напряженное.
– Кроме того, – продолжал претендент, – я хотел бы поблагодарить вас за то, что вы понимающе отнеслись к этому крайне неприятному и щекотливому делу и не приняли его в штыки.
– Ничего подобного! – отрезал Фарнли. – Еще как принял, черт возьми, и, думаю, объяснения тут излишни. Из дома я вас не выставил только потому, что, по мнению моего адвоката, нужно все-таки оставаться в рамках приличий. Итак, мы вас слушаем. Что вы намерены сообщить?
Мистер Уилкин встал из-за стола и слегка кашлянул.
– Мой клиент, сэр Джон Фарнли… – начал было он.
– Минуточку! – таким же подчеркнуто корректным тоном прервал его Барроуз.
Пейдж почувствовал, как что-то шелохнулось и пришло в движение: заскрипели шестеренки, застучали молоточки отлаженных юридических механизмов, и разговор сразу принял тот характер, который стремились придать ему оба юриста.
– Нельзя ли ради удобства употреблять в отношении вашего клиента какое-то другое имя? Он, кажется, назвал себя Патриком Гором.
– Я бы предпочел, – парировал Уилкин, – чтобы его называли просто «моим клиентом». Вас это устроит?
