– Что случилось? – закричала Татьяна. – Что?!!
– Тут кровь!
– Где?!
– На телефоне! На стенке! И-и-а-а!! – Визжать Сычева умела нечеловеческим голосом. – Она свежая! Блин, брызги на ступеньках, на мусоропро... А-а-и-и-и!
Сердце у Татьяны заколотилось как у кролика, который точно знал, что его несут на убой.
– Таня... соавтор, как вас там... Танюха! Я совсем недавно говорила с Глебом! Он был жив, здоров и весел! Поднимитесь к нему в квартиру, позвоните в дверь!
– Поднималась! Звонила! Не открывает! Его нет дома!!! Его...его...грохнули?! – шепотом спросила она у Татьяны.
– Почему грохнули? – тоже шепотом спросила Татьяна, чувствуя, что стоять она больше не может и сползает по холодной тамбурной стенке вниз.
– Так ведь кровь! Телефон под батареей валялся! На нем тоже кровь, я руки испачкала!
– Но тела-то нет! – крикнула Татьяна, сидя на корточках. В нос ударил отвратительный резкий запах от жестяной банки с окурками. – Нет, с ним не может ничего плохого случиться! Он ... он слишком испорчен для того, чтобы с ним приключилось несчастье! Таня, Танюха, соавтор, пожалуйста, вызови милицию! И «Скорую» вызови! Может, он головой просто о батарею ударился и... ползает где-то рядом? Может, это не кровь, а просто кетчуп кто-то разлил?! Может... – Она понимала, что говорит чушь, но это был единственный способ не потерять от страха сознание. – Там много этого... кетчупа?!
– До фига, – мрачно ответила ей Сычева. – Кто-то капал им с площадки второго этажа до первого, на улице капал, вон он, на дорожке перед домом – я иду по следу, и на парковочной площадке капал. Тут тоже кетчуп, но на этом следы обрываются. Слушай, вешалка, я поняла! Его увезли на машине! – Сычева сильно запыхалась, видно, бежала по маршруту «кетчупных» пятен.
– Звони в милицию! – закричала Татьяна. – Я возвращаюсь!
Она выскочила из тамбура, помчалась по длинному коридору, безошибочно нашла купе, где тетки жевали вонючих куриц, схватила с полки свой чемодан и поблагодарила кого-то на небе за то, что поезд лязгнул, замедлил ход, запыхтел и остановился.
* * *
Кузнецов стоял у доски.
Он, как норовистый жеребец переминался с ноги на ногу и нес невероятную чушь про «лишних людей» – явно не успел перед уроком даже пробежать глазами параграф.
– Садись, Кузнецов, – вздохнула Таня и поставила большую жирную точку в журнал. – Кол тебе с минусом.
– Нет такой оценки, Татьяна Арнольдовна, – пробурчал Кузнецов и враскачку пошел за парту, словно давая понять ей, что он уже полноценный, состоявшийся самец и только по какому-то затянувшемуся недоразумению еще ее ученик.
– Для тебя есть такая оценка, Кузнецов, – Таня сделала точку еще более жирной. Журнальная бумага не вынесла такого напора и порвалась. Таня в раздражении отбросила ручку. – Есть! «Лишние люди», Кузнецов, это не те, кого время от времени отстреливали на дуэлях, это... а, впрочем... – Она махнула рукой, обозначив этим непроходимую тупость Кузнецова, и тут у нее в сумке зажужжал телефон. На уроках Таня всегда отключала звук, оставляя только виброзвонок.
Она глянула на дисплей – Глеб.
Он никогда не звонил ей во время уроков. Ни разу, за тринадцать лет нелегкой совместной жизни.
Ответить она не могла.
Но и не ответить она не могла!
Поэтому, сказав классу: «Отвечаем письменно на вопросы к параграфу восемь», Таня выскользнула в коридор с телефоном.
– Да, Глеб, – сказала она, прислонившись спиной к стене. – Слушаю твои извинения и готова принести свои.
