Меня передёргивает.
Он замолкает, и снова пытается убрать блокнот в карман. Смотрит на лестницу, ведущую вверх. А я спрашиваю:
– И что же делать, когда пустота подступает?
«Ты ещё спроси у него, какие занавески выбрать для спальни в своём загородном доме» – кряхтит мой внутренний голос.
– Если уже всё есть? – спрашивает он.
– Ага.
– Откуда же мне знать? У меня нет даже малого. Даже моя работа – бутафория. Но я думаю, что стоит всё перевернуть с ног на голову, и побыть тем, у кого всё наоборот. Если ты – цэрпера, представь, что ты – из элиты. Или вЫсел. К тому же… – он касается ручкой моего пояса с кодом, и её стержень звоном отдаётся от металлического замка, – «не всё то цэрпера, что блестит» – как говорят ребята из ЗОПа… Извините, я на секундочку представил, что я кто-то другой.
Он поднимается по лестнице. Один, два, вдруг замирает на третьей ступени, смотрит на меня сверху вниз:
– К тому же название у нас тоже есть.
– Правда? И какое же?
– Разве Вы не знаете, как нас называют лица второго пола, которым повезло больше – доноры и эти вот… господа? – он кивает в сторону зоповца, который ждёт нас снаружи.
– Нет.
Молодой человек извинительно улыбается:
– Как же так, Вы не знаете. При вас сегодня меня так называли. Ну?
Я молчу. Мне как будто стыдно. Не за то, что я не знаю. За то, что они называют его так, как ему неприятно.
– Мокль.
– И что это значит?
– А спросите у них.
Я думаю о том, что не хочу выбираться на поверхность – здесь так хорошо дышать. Всё равно пройдёт какое-то время, и я не смогу дышать ни здесь, ни в Городе, ни в своём саду. Так зачем тянуть? В моей жизни пустота настоящая, со знаком плюс. И дальше всё будет только хуже.
– Кира! – зовут меня сверху. Я различаю, что он звал меня. Поднимаюсь.
Мы молча идём к главному входу. Я понимаю, что начинаю задумываться о том, как сказать… что сказать… говорить ли что-нибудь на прощание этому молодому человеку. Если так подумать, он спас меня сегодня… два раза… как минимум…
Я выхожу из ворот, оборачиваюсь, а молодой человек уже свернул направо, и суетливой походкой, с сутулой спиной, удаляется от меня. Он снова цэрпер. Либо он только представляет себе это.
Каждый раз, когда я переступаю порог квартиры, я надеюсь, что произойдёт чудо, и мне вдруг станет здесь комфортно. Но я так и не привыкла к тому, что они называют «дом». Жилища горожанок кажутся мне мрачными и холодными. Для цэрпер в норме строгость и минимализм, которые объясняются обычной рациональностью. Цэрперы меняют место жительства так же непрерывно, как переходят из одной профессии в другую.
Зажигаю свет. Узкие прямоугольники ламп расползаются по стенам и потолку, вытягивают комнату в сторону широкого квадратного окна. Мои ноги в тонком капроне скользят по серому ламинату. Я подхожу к окну и рефлекторно кончиками пальцев раздвигаю белые лопасти жалюзи. В Городе не бывает ветра, дождей, солнечной погоды, преобразований у деревьев под окном. Какой бы суетливой не была жизнь в Городе, по факту она статична, или, правильней сказать, стационарна.
«Возмутительно! Отправить тебя сюда, и не информировать в полной мере. Почему никто не предупредил про эту Аркадию? Если это их рук дело, почему не признаться? Разве ты не поняла бы?» – мой внутренний голос в ярости.
Мы этого не делали, мы никого не заставляли исчезнуть.
«Только Виту».
Вита не исчезла. Вита мертва.
