В этом храме служил Иоанн. Уже после начала катехизации мне удалось несколько раз видеть его «на работе». В этом храме я стояла и лила слезы отчаяния: сначала от невзаимной любви и потрясающих открытий в этом контексте. А потом, когда умерла бабушка и я просто не знала, что мне делать. В этом храме я впервые заговорила со священником. Пошла на исповедь и причастие.
Еще я побывала в деревянном и самом камерном храме в городе. Темный, маленький, очень уютный и тихий. Там всегда полумрак и особая таинственность. Старик-священник с длиннющей бородой, который читает все молитвы наизусть (а их очень много).
Еще была в женском монастыре с очень строгими монахинями в черных одеждах. Этот монастырь – самый строгий и страшный, там переносишься в царскую Россию. Всегда. Один раз я даже мыла там пол. Потому что в храмах есть традиция после службы просить прихожан остаться и помыть пол, помочь прибраться. Я подумала, что хочу сделать это из благодарности. И осталась. И это было, как остаться после спектакля, зайти за кулисы.
…
В любом новом храме я выбираю себе место. Поближе к основной «сцене». Такое место, где никто не будет ходить мимо меня и мешать, никто не встанет передо мной и не загородит действие. Место, откуда очень хорошо должно быть видно ту икону, которая проникает в самое сердце. Ту, которая по моему восприятию самая живая. Это очень важно.
Там, на Сурикова, я сразу нашла свое место. В первых рядах. Потом рядом со мной постепенно образовалась постоянная тусовочка из самых классных ребят и девчонок нашей группы. Первое время мы стояли там с книжками или телефонами – следили за текстом службы, читали про себя и подпевали хору.
Надо сказать, что это очень строгий и достаточно консервативный храм. Не самый, но один из. Поэтому сам факт того, что мы там стояли в первом ряду с телефонами, просто был чем-то непостижимым. Я быстро выучила все наизусть, все молитвы и песни. Я обожаю этот старый церковный славянский язык. Он очень похож на испанский, в нем есть потайное измерение. Есть магия и объем в каждом слове.
По ходу субботней службы, примерно в середине ее, есть момент, когда в центр храма выходит человек в черной рясе и читает 6 длинных псалмов.
Это до сих пор мой любимый момент. Это как таинство, хотя по факту псалмы даже не являются молитвами. Это песни-обращения к Богу, которые были написаны царем Давидом очень давно. И вот сам факт, что он реально их написал, и больше 2000 лет они каждый день читаются в храмах всего мира – меня поражает!
Во время чтения 6 псалмов в храме выключается свет. Остаются только гореть свечи. И это атмосфера тайны, чего-то страшного и манящего. И чтение в полной тишине, на старом церковном языке, в котором ты понимаешь только половину слов. Это просто транс. Когда я выучила псалмы наизусть, то проговаривала их все шепотом вместе с читающим диаконом. И время останавливалось. В каждом слове физически чувствовалось еще больше объема, бесконечное измерение! Несмотря на то, что это всегда читается в быстром темпе. Я зависала в каждом слове, и одновременно летела сквозь них, как в космосе, где нет привычной нам категории времени.
Кроме этого момента у меня было еще несколько любимых. Несколько песенных молитв, которые каждую субботу пел хор. Хор стоял прямо среди нас, на специальном балкончике (или кафедре), высотой вровень с полом. То есть эти ребята были просто отгорожены от всех невысоким заборчиком. И вот когда ты стоишь прямо в 30 сантиметрах от хора и слышишь все очень проникновенно, поешь вместе с ними – вся служба превращается в праздник!
