К морю - страница 13



Папа посадил дочку на колени, серьёзно посмотрел в её глаза своими васильково-синими и обещал, что обязательно сделает, если она будет умницей и подождёт. Сиэль кивнула головой, обвила ручонками папину шею, прижалась щекой к его рыжей бороде и мечтательно улыбнулась.

Ей было четыре года, когда папа сдержал обещание: взял дочку с собой в командировку, привёл на морской берег, присел на корточки и сказал ей на ухо: «Видишь, малышка, папа сделал море».

– До сих пор эта картинка перед глазами, – вдохновенно рассказывала Сиэль своему слушателю. – Красивая зелёная набережная, высокий берег и посеребрённая солнцем синева до самого горизонта…

– Твой папа молодец, – улыбнулся Дьюван. – После таких историй начинаю жалеть, что у меня не было отца..

Сиэль хотела спросить, как так получилось, но побоялась: слишком уж личная тема. Немного помолчав, она задала другой вопрос:

– А ты помнишь первую встречу с морем?

Дьюван мысленно улыбнулся тому, как Сиэль воспринимает море – как живое существо. Впрочем, он и сам, пожалуй, так его воспринимал, просто не отдавал себе в этом отчёта.

– Не помню, – с сожалением признался он и на несколько секунд задумался.

Опять её смех в ушах. Небо, брызги, солнце… Неужели я расскажу об этом? О том, что так берёг ото всех, о сокровенном, болезненном, родном… Она ведь начнёт задавать вопросы… Но так хочется, почему-то так хочется именно сейчас, именно с ней поделиться этим воспоминанием.

– Зато… – Дьюван замялся, бросил взгляд на собеседницу – та смотрела с интересом и участием, – дёрнул плечами, будто скинул физически ощутимое напряжение, и закончил: – Зато помню, как сестра моя его в первый раз увидела.

И он, понизив голос так, что Сиэль приходилось прислушиваться (Николас с Русланой разговаривали очень энергично и громко) поведал, как показал сестре море и научил её плавать. Как она всей душой полюбила водную стихию, мечтала стать русалкой и подолгу не вылезала из воды.

Обычно Дьюван не говорил о сестре ни с кем, кроме Николаса и – очень редко, потому что они вообще общались редко, – мамы. Но стоило ему упомянуть Вельту в разговоре с Сиэль, как желание добавить подробностей, оживить в рассказе смех, радость и непосредственность любимой сестрёнки, зачем-то влюбить в неё слушательницу, взяло верх и заставило как никогда красочно описывать вспомнившийся день. И когда закончился его рассказ о первой встрече Вельты с морем, прозвучал вопрос, которого Дьюван боялся, на который он не хотел, но вынужден был отвечать:

– А сколько ей сейчас?

– Было бы столько же, сколько тебе, – быстро, с искусственным спокойствием проговорил Дьюван, – но теперь ей всегда будет десять.

Первые пару секунд с лица Сиэль не сходила улыбка: она не успела осознать того, что только что услышала. А потом вдруг поняла, и внутри у неё как будто что-то оборвалось. Она успела живо представить себе эту девочку, умилиться тому, с какой любовью относится к ней брат, согреться его пропитанным нежностью, светом и морским воздухом рассказом… И вдруг на всё это упала мрачная, леденящая душу завеса смерти. Смерти ребёнка, которая всегда кажется страшнее и несправедливее.

Что же могло случиться? Каково ему было? Бедные родители… Как ему на это ответить?

– Можешь ничего не говорить, – мягко сказал Дьюван, будто услышав её мысли. – Прости, что загрузил.

Сиэль хотела ответить, но Дьюван решительно отодвинул кресло.