– К Вере это тоже относится?
– Конечно. – Саня пожал плечами. – Так уж устроен человек. Охота за наградой для него всегда важнее самой награды.
Однако в этом я был с ним не согласен. Данное утверждение никак не могло относиться к поискам Евы.
– Слушай, а помнишь тот день, когда Ева уехала из деревни?
– Еще бы. – Саня болезненно скривился. – Это был и мой последний день.
Точно! И как я мог забыть, что тем же вечером на Большом костре Саня подрался с Михой и их обоих сняли с игры. Но то была отдельная история.
– Помнишь, мы втроем – ты, я и Алик – стояли на улице и Ева подошла к нам попрощаться?
– Ну.
– Ты спросил, поедет ли она домой, а Алик пошутил, что она тень и ее дом – царство мертвых.
Саня передернул плечом:
– Ну, может, а что в этом такого? У него всегда мрачные шутки.
– Дело в другом. Ева сказала, что он недалек от правды, потому что девчонка, с которой она живет, считает себя экстрасеншей и общается с духами.
– И чего?
– И Алик, на полном серьезе заинтересовавшись, попросил познакомить его с этой подругой. Тогда Ева назвала ему имя и посоветовала погуглить.
– Не-а, не помню. И чего?
– Возможно, если она подруга Евы, то может что-то о ней знать.
– Честно, не помню, потому предлагаю спросить у Алика. – Саня достал телефон, набрал номер Алика и, включив громкую связь, объявил, что у меня к нему есть вопрос.
Я поздоровался, а потом повторил то же, что говорил Сане.
– Ну… Было дело, – отозвался Алик задумчиво. – Прямо сейчас не вспомню, но подумаю и перезвоню. А тебе зачем?
– Еву ищу.
– До сих пор?
– Теперь по-другому.
– Вы вместе ее ищете?
– Ага, – подтвердил Саня.
– Все с вами ясно, – хмыкнул Алик, добавил: «Удачи не желаю» – и отключился.
Алик Белоусов был еще более дофаминозависимый, чем Саня, и расстались мы с ним в «Дофамине» нелучшим образом.
Я проснулся от крика и попытался вспомнить, где нахожусь.
Потом увидел озеро и посветлевшее небо над ним. Однако Евы рядом не оказалось, ее черного плаща тени тоже. Уже вовсю заливались утренние птицы, чернота отступила, хотя все вокруг еще было наполнено призрачной зыбкостью.
Поднявшись на ноги, я тихо позвал Еву и прислушался, но, кроме соловьиных трелей, ничего не различил. Сквозь сон запросто было принять голос птицы или животного за человеческий, а девушка могла отойти в туалет.
Побродив по берегу, я нашел веревку, которой нас связали у Мховой бабки, и на всякий случай убрал ее в рюкзак. Подождал еще немного. Затем медленно двинулся в ту сторону, откуда, как мне казалось, мы пришли. Вошел в лес и опять позвал.
Никаких тропинок или флажков, подсказывающих верное направление, как нам иногда попадались, здесь не было, и я побрел наугад, впервые за последние три дня почувствовав холод. Лето стояло жаркое, днем изнуряюще горячее, а по ночам невыносимо душное, но это раннее утро очень бодрило.
Я успел пройти совсем немного, как неожиданно совсем рядом снова раздался крик. Отрывистый и напуганный. Но на этот раз я сразу понял, что голос принадлежит девушке, и бросился напролом через деревья туда, откуда, как мне показалось, он доносился.
Ломился сквозь густую чащу, яростно работая локтями и не обращая внимания на хлещущие по лицу ветки, как потревоженный медведь.
И уже вскоре различил в полумраке среди деревьев два черных силуэта, кинулся к ним, но, запнувшись о натянутую на уровне колен сетку, рухнул на четвереньки.
Такие ловушки для острастки были расставлены по всему нашему маршруту, и заметить их средь бела дня не составляло труда. Поэтому, споткнувшись, я не удивился, только от неожиданности прикусил язык, однако подняться не успел, потому что в следующую же секунду получил крепкий удар по голове и отключился.
