К западу от заката - страница 17

– Конечно не согласны. А вдруг Советы всю страну возьмут под контроль! – произнес Скотт.

– Это точно, – кивнул Эрнест. – Никто не хочет ставить не на ту лошадку.

– А это не та? – спросил Бенчли.

– Лошадка-то та, только времена не те, – ответил Эрнест.

– Неужели для того, чтобы стать антифашистом, нужны какие-то особые времена? – возмутился Бенчли.

– Непростой вопрос, – ответил Эрнест. – Можно лишь надеяться, что, если жертв будет много, люди наконец опомнятся.

Скотт посмотрел на Бенчли: тот сидел со скрещенными на груди руками и кусал губу. Понять, уловил ли он смысл сказанного Эрнестом, было невозможно.

– К весне все будет кончено, с нами или без нас. А потом наступит очередь кого-то другого, – пояснил Эрнест.

– Австрии, – сказал Скотт.

– Верно мыслишь, – кивнул Эрнест.

– Спасибо.

– Потому я тебя и позвал. Кстати, слышал, «Метро» заказала тебе «Трех товарищей»?

Почему-то Скотта не обрадовала осведомленность Эрнеста. Не исключено, что он был знаком с Эдди Кнофом или Эдди обсуждал это с другими продюсерами… Кто знает, может, слух о работе Скотта над сценарием давно разлетелся по всему Голливуду, и только он, как несмышленый щенок, узнал обо всем последний.

– Вопрос еще не решен.

– Если будешь над ними работать, сделай одолжение, не забудь об Испании.

– Не забуду.

– Знаешь, какой фильм Гитлер запретил первым?

– «На Западном фронте без перемен»? – сказал Скотт, поняв ход мысли Эрнеста.

– Тебе будут вставлять палки в колеса или просто не дадут хода работе, – предупредил Эрнест. – В немецком консульстве есть атташе по фамилии Райнеке, без него к иностранным прокатчикам ничего не попадает. Он без преувеличения цензор для всей Европы.

– А разве последнее слово не за студиями? – Уже произнося это, Скотт понял, как наивны его слова. Как и все, кто властвует благодаря деньгам и ради них, студийные боссы виртуозно умели подстраиваться, если им наступали на хвост.

– На окончательном монтаже всегда присутствует Тальберг, – напомнил Бенчли.

– Ну, ты же умеешь обиходить монтажеров, – сказал Эрнест. – У тебя талант превращать серьезные вещи в безделицы, не то что у меня. Даже умирая с голоду, я бы не смог писать статейки для воскресных газет.

«Ты-то нужды не знаешь», – подумал Скотт.

– Так что приготовься к тому, что кое-кто будет присматривать за твоей работой, – добавил Эрнест.

– Хорошо, – ответил Скотт. Хотя был совершенно беспомощен в таких вопросах, особенно если от него требовали невозможного.

Обедали они под трели птиц на террасе с потрясающим видом на океан. Подав холодную форель с салатом, Дитрих вернулась в дом и лишь иногда выглядывала из кухонного окна, словно была здесь служанкой. В бокале Скотта плескалась скорее вода со льдом, чем мозельское вино.

– Хорошо, что ты завязал, – сказал Эрнест, чокаясь с ним. – Составлю тебе компанию через пару месяцев, если тебе от этого станет легче.

– Ничуть, – улыбнулся Скотт.

Когда, прощаясь, все уже стояли в самом низу лестницы и Бенчли рассыпа́лся перед Дитрих в похвалах за обед, Эрнест осторожно спросил у Скотта про Зельду.

– По-прежнему, – ответил тот, пожав плечами.

– Сожалею.

– Спасибо, – кивнул Скотт.

Он не стал интересоваться, как поживает Хедли[40], новая миссис Хемингуэй[41], а просто обнял Эрнеста и напомнил, что вечером они еще увидятся. Хозяйке же дома он вежливо пожал руку, чтобы не показаться фамильярным. Но Дитрих была очень мила и простилась с ним как со старым другом. От нее пахло сиренью, а когда ее шелковистые волосы коснулись его щеки, он невольно вздрогнул.