Каба́ - страница 13

Мужик увидел, что я на него пялюсь, подмигнул и «козу» показал. Ну и я начал чего-то к нему цепляться, заигрывать с ним. И, помню, друган его подключился, мы поприкалывались, потом они с родителями разговорились, пока очередь ждали. А потом какая-то тетка подошла со стороны. Я так и не знаю до сих пор, с ними она была, или просто тетка с улицы, и попросила разрешить ей нас сфоткать. Я тогда даже не задался вопросом – а на фига нас фоткать? Я почему-то подумал, что эта тетка с нами в поезде в Москву ехала, а теперь случайно встретила и решила сфоткать нас. Прикинь! В Москве типа случайно встретила!

Ну в общем сфоткала она нас, а потом мы мороженку купили и разбежались. А через несколько месяцев бабушка притащила домой «Комсомольскую правду» и ткнула мне в нос первую страницу. И я сразу же вспомнил усатого, это тех двух мужиков тетка фоткала, не нас совсем, нас там и не было на снимке. Но кое-что было, в этом и весь прикол! Рука моя. Рука попала в кадр, я свою руку сразу же узнал. Рука попала, а весь остальной я – нет. Я даже помню разревелся. И как доказать пацанам, что это я и есть, у меня на руке ни шрамов, ни часов, ни браслета, ни фига? А доказывать было чего. Потому как те два мужика в очереди – это Толя Соловьев и Саня Баландин, космонавты. А их фото сделали как раз перед тем, как они отправились на станцию «Мир» в 1990 году.

– А где сейчас эта газета?– спрашивал Игорь.

Отец обреченно махал рукой.

– Сгорела через пять лет. В соседнем подъезде у дяди Вовы пожар был. И на нас перекинулось. Как раз на родительскую комнату, где та вырезка из газеты лежала. Там тоже все сгорело. Вообще, подозрительный пожар был, я тебе не рассказывал разве?– И тут же, без перехода, начинала струиться новая история.

Особая, почтительная область была посвящена деревенскому фольклору. Прабабушка Игоря жила в деревне в 30 км от города, и отец с дедом и бабушкой часто там зависали, особенно летом. Добирались на дедовском Урале с люлькой, этот мотик застиг и сам Игорь. Только во времена Игоря Урал уже подрастерял свою мощь и все больше пылился в металлическом гараже за домом. Но пару раз, когда дед выкатывал мотоцикл, чтобы дать, по его выражению, просраться, Игорь получил свою порцию кайфа. Воспоминания об этих поездках он берег пуще, чем собственную жизнь. Потому что в этих воспоминаниях сохранялась жизнь чужая, жизнь деда. Пока жива память, дед тоже жив.

Тем более, Игорь уже давно удостоверился, что в его памяти кто-то бесцеремонно копается и вырезает куски. Все, что он мог, – вцепиться в самые ключевые воспоминания, чтобы самому не превратиться в Летучий Голландец.

– Прикинь, Игорюня, если бы мы на час позже выехали в тот вечер… По-любому Чужак бы нас поджидал где-нибудь на дороге. Я вообще не знаю, чего тогда предки копошились так долго, мы после 10 вечера только стартовали. Или отца на работу попросили выйти в выхи, и он только вечером вернулся, не помню уже. В общем, к деревне подъезжали, когда темень вокруг. Сейчас там вдоль дороги фонари, все чин-чинарем. Ну ты сам видел. А тогда… Хех. Топор можно было на темноту повесить, он бы и висел. Если вот так остановиться на дороге, да фару у мотика погасить, да на 10 шагов отойти – назад уже дорогу не найдешь. Кранты по-любому. Заплутаешь в темноте и в яму навернешься.

Мне, пацану, конечно, в кайф было в темноте ехать. Впереди только свет от фары, вокруг – темнота, я в люльке сижу, ощущения – как в космосе. Я как раз об этом подумал и башку задрал, чтобы на звезды посмотреть, в деревне они яркие, не такие, как в городе. Ну и увидел Чужака, как он падал. А потом и предки увидели, потому что света резко добавилось, как будто фонари включили. Только фонарей там не было, я уже говорил. Он над нами пролетел как раз. Мы о Чужаке тогда не думали. Вообще решили, что самолет падает, потому что он горел, этот объект в небе. Или нам казалось, что горел. Такая светящаяся блямба, как будто солнце падает. Свалился где-то в лесу, с той стороны деревни. Нам по первой показалось, что прямо в деревню и упал, мы издалека не поняли. Мать причитать начала. Типа, не дай Бог, на чей-то дом сверзился. Хотя если бы это был самолет, и он упал бы на деревню, там одним бы домом не обошлось. Еще я тогда о метеорите подумал, но решил промолчать, потому как мать охала, а батя губы закусил и тоже нервничал. Я уже сам им поверил, и когда мы к деревне подъезжали, я думал, там горящие руины будут. А еще подумал – пацан, фигли! – что фигово все это, потому как жрать охота, а если деревню разбомбили, то где пожрать?