Когда он начинал все это, то не предполагал, что дистанция отмеренная им, окажется столь короткой и приведет его на больничную койку, а потом сюда – в пещеру к северо-востоку от Карсон-Сити.
* * *
– Господа, – начал помощник президента по связи с прессой, – я зачитаю заявление, а потом отвечу на ваши вопросы.
– Накажи меня Бог, – прошептал Роберт Крафт, репортер «Нью-Йорк таймс», на ухо коллеге из «Вашингтон пост», – сейчас он скажет, что Кирман очень плох, и на него лучше не смотреть. Когда помрет, тогда сколько угодно…
Так и оказалось. Заявление не содержало новой информации, из-за которой стоило бы срочно связываться с редакциями.
– Судьба Кирмана трагична и символична в равной мере, – закончил Паттерсон, – но работу его, несомненно, продолжат коллеги. Рак будет побежден, господа.
– Послушайте, мистер Паттерсон, – не выдержал Крафт, – мы с вами сотрудничаем не первый месяц. Зачем эти пустые разговоры?
– Мистер Крафт, – сухо сказал Паттерсон, глядя не на репортера, а в объектив одной из телекамер, – я зачитал текст официального коммюнике. Каждый из присутствующих получит копию. От себя могу сказать: ситуация, по-моему, настолько ясна, что я не понимаю причин вашего повышенного интереса. Войдите, наконец, в положение смертельно больного человека. Вам нужна сенсация, а перед вами человеческая трагедия…
– Уважаемый пресс-секретарь, – Крафт тоже перешел на официальный тон; по рядам пробежали смешки. Все знали, что Паттерсон с Крафтом давно знакомы, не раз вместе обедали, отчего многие сведения перепадали первыми именно Крафту. Однако сейчас и он находился на голодном информационном пайке. – Перед нами именно человеческая трагедия, как вы изволили выразиться, которую вы почему-то превращаете в фарс. Нам не нужна сенсация, нам нужны факты, а уж сделать из них сенсация – наша профессия.
– Я и сообщаю факты, – начал Паттерсон.
– Которые не соответствуют действительности.
– Послушайте, мистер Крафт…
– Нет уж, послушайте вы, мистер Паттерсон. Если все здесь так ясно, то почему заявление делаете вы от имени госдепартамента, а не главный врач клиники от имени консилиума? Почему никто из врачей не захотел с нами разговаривать и перед прессой оказались закрыты все двери в клинику? Почему никто из нас не смог отыскать бывшую жену Кирмана? Почему в университете штата Нью-Йорк, где, по официальным данным, работает Кирман, его никто не видел уже года два? Почему Нобелевская премия присуждена Кирману за работы десятилетней давности – не потому ли, что за последние годы научная деятельность лауреата резко сократилась? И верите ли вы сами, мистер Паттерсон, что нам покажут Кирмана, пусть даже и мертвого? И если покажут, то кто сможет достоверно сказать, что умер он именно от рака?
– Я должен ответить на эти вопросы сразу или по очереди?
– Да как хотите? – Крафт пожал плечами.
– По первому вопросу: мы посчитали нецелесообразным отрывать врачей от работы – состояние Кирмана, повторяю, критическое. Прессу пока действительно решено в клинику не допускать – это распоряжение главного врача, и не нужно обвинять меня в том, что я его санкционировал. Бывшая жена Кирмана – потому и бывшая, чтобы делать то, что ей заблагорассудится. Я тоже не знаю, где она сейчас, и меня это не интересует. Что касается остальных вопросов, то комментариев не будет.
– Мистер Паттерсон, – подала из первого ряда голос Мэри Пенроуз из CBS, – ни в ваших ответах, ни в официальном коммюнике нет, к сожалению, новой информации. Все это мы и так знали…
