И в ожидании коньяка сидел с улыбкой, которую Соня приняла, как знак того, что муж наконец-то смог «вписаться» атмосферу красивого новогоднего праздника, а Андрей на самом деле вспоминал, как отец слегонца пнул под зад рудого кота Борьку, и тот пролетел полкомнаты, сев на подвязанный поясом от старого бабушкина халата алоэ, украшенный новогодними шарами.
А пнул оттого, что кот, играя с мишурой, испортил семейное фото на диване. Пнул, «потому что купили пленку всего на двенадцать, Кать, кадров, а тут эта скотина лезет. Кому сдалось фото с рожей кота, а?»
Андрей улыбался, вспоминая, как потом отец успокоился, пошел мириться с котом, предлагая колбасу из «Оливье», и как они снова после примирения стали фотографировались все вместе на диване у ковра, как мама говорила: «Так все молчим, не разговариваем, а то на фотке рты будут перекошены». И именно у нее там открыт рот. Вспоминал, как в итоге на фото, которое распечатали и поставили в рамку, смотрят мама, брат, он и папа с котом в обнимку.
С лица Андрея не сходила улыбка от осознания того, что такое счастье ведь было в жизни! Но куда «растворилось»? И чем больше он стал зарабатывать, тем быстрее крупинки счастья исчезали из его жизни.
На сцену вышел жонглер. Парень в черном смокинге с бородой Санта-Клауса, лихо подкидывал вверх красные мячи: один, два, пять, семь. Зал аплодировал его ловкости.
Делать это, стоя на цилиндре, конечно, искусство. Андрей аплодировал в числе прочих, но вспоминал папу с дядей Колей и то, как они бились яйцами.
Рассказать о таком Соне он не мог точно, она бы психанула, поэтому хихикал тихонько про себя.
В это время за стол подсел «тот самый Смирнов» с женой, Андрей напрягся больше прежнего, пытаясь выбросить из головы воспоминания о том, как мама привязала к поясу брюк отца и его оппонента прозрачные полиэтиленовые пакеты, в которых лежали по два вареных яйца, и задачей битвы было «разбить яйца противника».
Жонглер ушел со сцены победителем, не уронив ни одного мяча и не упав с цилиндра, как и его отец тогда, кричавший и бивший в грудь с криком «Мои яйца крепче!». Андрей улыбнулся и заметил, что на него по-доброму смотрит жена «того самого Смирнова».
– Вам налить вина?
– Да, давайте.
– Сейчас равиоли принесут и еще… какую-то мудреную хрень, забыл название.
– О, заманчиво звучит. Я – Оля.
Соня сконфуженно посмотрела на самого «модного стилиста города» и предложила мужу пойти танцевать.
Андрей положил ей руки на талию и вспомнил, как год назад мама прислала ему видеопоздравление с Новым годом. На нем она и папа танцевали, вернее, она представила их лица в какой-то чудаковатый клип с эльфами, собирающими подарки.
Соня прижалась ближе к мужу, и в нем затеплилась надежда услышать от нее что-то про любовь, что ли, но она произнесла:
– Нужно чтобы ты очень понравился Смирнову, потому что в себе я не сомневаюсь, я хочу предложить ему свой астропрогноз, чтоб он потом всем рассказал обо мне, понимаешь.
Андрей понимал. Он понимал все. В его голове снова каруселью пронеслись: поющие мама и тетя Надя, кот, сидящий на алоэ, зеленое платье в стрелку, папа с крепкими яйцами, салаты, которые мама готовила кастрюлями, свиные уши…
Он отстранился и сказал:
– Сделаешь завтра бутерброды со шпротами?
– Андрей, ты меня вообще слышишь? Конечно, нет.
– Тогда я хочу развода.
– Из-за шпрот? Ты в своем уме?
Андрей убрал руки с талии жены и пошел по залу к столу, а на его голову сыпалось конфетти – та самая мишура, среди которой теряется душа.
