Качим-кермек. Возвращение - страница 12
Этого ощущения он достигает не при помощи тонких цветовых переходов, прозрачных, основанных на нюансировках полутонов и полутеней. Напротив, автор использует очень насыщенный, плотный цвет, который делает более весомым и материальным все детали и фрагменты изображения. Таким образом автор утверждает очевидность и подлинность своего собственного взгляда на вещи. Желтая земля, красные горы, синие кроны тополей – все вдруг делается таким явственным, четко очерченным, близким, что ошибиться нельзя – это настоящее («Добрый вечер»).
Удивляет то, как работы Владимира Глухова на бытовые сюжеты приобретают характер всеобщности, абсолютности. Художнику удается выйти за пределы повседневной ситуации, открывая нечто по ту сторону физической реальности. Автор использует множество приемов, чтобы добиться этого впечатления. Здесь важно все: сюжетный мотив с определенным эмоциональным состоянием (задумчивый взгляд девушки в картине «Навруз»); композиция с определенным ракурсом (бредущий вдалеке ослик на фоне деревни в «Оазисе»).
Особое значение придается необычному освещению. Так, в лучах закатного солнца все окрашивается в какие-то невероятные цвета, листва деревьев, сухая трава превращаются в золото, а спина быка становится огненно-красной с едва различимым орнаментом золотых отблесков последних лучей («Дорога домой»). Мы видим не сиюминутную картинку, но угадываем за происходящим здесь и сейчас разворачивающееся в вечном времени событие: спешащий дервиш погоняет быка, и тот перебирает ногами, качает головой от усилий при восхождении на холмы. И в то же время фигура наездника застыла в недвижимости, и кажется, длительность этого мгновения не окончится никогда.
В работах последних лет появляется постоянный мотив: присутствие дальнего и непостижимого космоса, явленного в том или ином воплощении. Иногда это выглядит как необъяснимый свет, разноцветными бликами взрывающий голубую небесную гладь («Хороший человек Саид-ака»). Или нависшие над домами светила-планеты, до которых можно добраться по обыкновенной лестнице («Ночные конфеты»). Или луна, проливающая сияющие волны холодного света на наш мир, по-иному окрашивая поверхности предметов, превращая красное в зеленое, желтое – в синее («Луна и грош»). Луна заглядывает в окна домов, любопытствуя, что происходит у людей, о чем они думают («Странный звук»). Лучистые звезды пристально всматриваются сквозь купол небес и как будто принимают участие в событиях человеческой жизни («Сретенье»). Герои этой композиции могут быть обычными людьми, простыми родителями появившегося на свет младенца, или же персонажами древних иранских, библейских или мусульманских сказаний. Пейзаж за спиной героев с равной вероятностью может быть палестинским, а может и таджикским. Эта многозначность возникает благодаря тому, что В. Глухов обращается к различным художественным традициям, очень умело приводя их в гармонию. Силуэты фигур напоминают иконописные изображения, в то же время в стилизованных чертах одежды можно видеть азиатские мотивы. Цветовое решение приближается к колористической системе национальной таджикской школы живописи, но в равной степени к приемам русского авангарда. Наслоение разных культурных традиций, их общность чувствуется также в полотне «Искушение правоверного Ибрагима». Герой напоминает и святого Иеронима, погруженного в писание, и святого Антония, окружаемого нечистью, и даосского отшельника, сосредоточенного на медитации.