Устало прислонившись к дверному косяку гостиной, я еле уловила обрывки разговора.
Голос моего отца звучащий с несвойственной ему властностью, привлек мое внимание.
– …Ты же обещала присматривать за ней, пока я работаю.
– Она уже не ребенок. А у меня полно своих дел в яслях! Я не могу постоянно следить за ней. – мамин ответ прозвучал раздраженно.
В комнате повисла тишина.
Папа отозвался сухо: – Она еще ребенок. Просто прибавила в росте.
Возникло чувство тревоги. Почему родители обсуждали меня, словно я – какое-то беспомощное дитя?
Мама поставила чашку на стол, и в ее тоне послышалось беспокойство: – Может, ты наконец-то позволишь ей жить самостоятельно, Рахим? Возможно, если бы у нее было побольше друзей, она бы не полагалась только на нас.
– Но у нее есть друзья, – возразил отец.
– Друзья? Ты имеешь в виду того фермерского мальчишку-рассена?
От ее уничижительного высказывания в адрес Зора у меня защемило сердце.
– Да, того фермерского парня, Елена. Он, к слову, еще и начинающий механик.
– Ей нужно больше общаться с представителями нашей расы Свагов. Я понимаю, что мы-то примем любой ее выбор относительно будущего мужа. А вот деревня – нет. Рано или поздно она выйдет замуж за голубоглазого, такого же, как и мы. Зоран ей не подходит. Они должны перестать общаться лучше сейчас, чтобы потом не было так больно, – горько прошептала мама.
Их полуночные перешептывания со временем смолкли, сменившись звоном моющейся посуды.
Я молча направилась наверх в свою комнату. Тяжесть их слов легла камнем на грудь.
Осторожно толкнув скрипучую дверь, я почувствовала, как запах состаренных пиломатериалов смешался со старыми книгами – родной запах. Чиркнула спичкой, зажигая свечу на столике возле кровати, пламя замерцало, отбрасывая тени на стены моей коморки на чердаке.
Совершая привычный обряд, я распустила длинные волосы и подошла к зеркалу. В глазах полыхало беспокойство. Возможно, это был его звонкий смех, звучавший в моих ушах, или тепло, которое давали общие секреты, но одна только мысль о Зоране заряжала меня решимостью действовать против навязанных устоев общества.
…
Нелегкий путь по траншее охотников – пережитку, отшлифованному руками времени, – проходил через все мои дни. На протяжении двадцати четырех километров тропа, укрывающая нас от солнца, призывала преследовать добычу в ее тенистых объятиях.
В монотонности продвижения мой взгляд наткнулся на точку вдалеке – дикий заяц, попавший в ловушку высоких стен. Ощущения от предстоящей погони наэлектризовали мои чувства, и я бросилась за ним.
Завязался поединок хищника и жертвы, завершившийся тем, что заяц, оказался в конечной точке нашего замысла – в метровом тупике.
– Хорошо, что ты не песчаная змея, дружок…
С осторожной заботой я осмотрела дрожащее существо, – гладкую шерстку, расширенные глаза, в которых отражался ужас, трепещущие ушки, прислушивающиеся к каждому шороху.
– Пожалуй, мой шустрый друг, деревенские не сильно оголодают от твоего отсутствия в супе. Что скажешь?
Осторожно подхватив зайца на руки, я направилась к обрыву траншее.
Освобождение добычи принесло радость, с которой не сравнятся никакие трофеи охоты.
Раздавшийся диссонанс голосов нарушил тишину пустыни – смех прорезал сухой воздух.
Вскарабкавшись на склон, я смахнула пот, выступивший на лбу.
При виде моих собратьев по охоте – девушки Тани и еще одной фигуры в далекой дымке, у меня в животе завязался узел. Стоп… А что Зоран здесь делает, среди охотников?
