Опять между дев пробежал смешок, но стих. Они довольно натешились надо мной и теперь ждали ответа, но я молчала. Все это я знала, но не было в мыслях менять долю. Потому я поднялась, подошла к очагу, коснулась пепла и сказала:
– Благодарю вас, девы, за ученье и за то, что приняли дар от отца. Но я верю в свою долю. Я вернусь к вам после посвящения, чтоб стать достойной сестрой.
Никто не проронил ни слова. Только когда я натянула на плечи шубу, чтобы уйти, хозяйка сказала:
– Дело твое и твоих духов. Благодари отца, скажи, что Луноликая приняла дар. А о своей доле еще раз подумай.
– Мне не о чем думать, сестра, то Бело-Синего выбор. Доброго ветра.
Ее звали Таргатай, она была старшей девой в чертоге, хозяйка большого дома. Хороший урок преподала она мне, и, конечно, окажись я сама на ее месте, такую же проверку устраивала бы приходящим девам. Я не могла на нее злиться, то было бы несправедливо, однако все равно, возвращаясь из чертога, чуяла злость и обиду – на саму себя. Не понимала, как жила в стане все эти дни – будто под лед попала и выбраться не могла. Твердо решила изменить жизнь тут же, вновь вернуться к воинским занятиям, и дев своих тоже вернуть, иначе какой я им вождь, если в узде держать не умею. Вспомнилось, как подобно зверям жили мы у Камки на круче, как мало нам было надо и какими сильными себя ощущали, и противным, хоть плюнь, показалось тепло домов. Правду говорят люди: на вольном ветру человек камнем становится, а в тепле – сырым тестом становится.
Нещадно стала я погонять конька к дому. Собаки подняли лай, как влетела я меж домов стана, за мной стали бросаться, но охватила одну плеткой – вмиг отстали. На шум выскакивали из домов люди – черные их силуэты возникали в красных проемах открывшихся дверей, – испуганно окликали меня, но я не отзывалась. Как дух, яростно летела я через стойбище, пока не услышала крик: «Йерра! Йерра!» – наперерез мне с холма катился всадник, охаживая коня плеткой. По щегольскому красному вороту и низу шубы узнала я брата Санталая. Но не стала останавливаться, лишь придержала коня.
– Горящая стрела в тебя попала, сестра? – спросил он, поравнявшись со мною. – Зачем всполошила стан?
– Очень спешу, брат. Дело у меня в нижнем стойбище.
– В нижнем? И не боишься ночи?
– Не боюсь сейчас ничего, кроме собственной лени. Потому и спешу: как бы не схватила меня за полу да не загнала в дом к Антуле, как все эти дни.
– Те, сестра! Уж не Санталай ли имя лени твоей? – засмеялся брат.
– Что ты! Моя лень без имени и тем для меня страшнее. Знала бы имя, так прогнала бы прочь.
– Точно укусил тебя в лесу пегий дух, – сказал он. – Так что, не ждать тебя сегодня?
– Не жди. Приду только увидеть Очи и сказать ей что-то.
– Так, может, я передам?
– Нет. Хотя, передай: скажи, Камкину шубу, с прошлой луны забытую, нашла Ал-Аштара, пусть завтра девы мои мерить ее до света приходят на опушку за станом.
Санталай рассмеялся и остановил коня.
– Приезжай сама, сестра! – крикнул мне, а потом добавил: – Да: Антулу духи жгут, сегодня все в доме братьев Ату собираются!
Я подняла руку в знак, что слышала его, и поехала дальше. Антула уже накануне казалась нездоровой, но я не видела вокруг нее духов болезни и думала, Зонар был причиной того: рядом с Очи он сел вчера и чашу с настоями ей подавал. Хоть ни словом, ни взглядом не обменялись они, Антула была горячечной и злобной, красные пятна ходили по ее мягкой, не покрытой глиной шее.
