Отрываюсь от губ и начинаю жадно пробовать на вкус кожу её шеи. Такая тёплая, нежная и сладкая. С некоторых пор это моё любимое блюдо, и я до хруста костей рад, что, наконец, до него дорвался. Ловлю губами мочку уха, шумно втягиваю в рот, а ладонью с нажимом скольжу по бархатистой коже вверх. К груди. Чтобы губами поймать рваный стон, когда пальцы сначала сдавливают упругую мягкость, а затем сжимают затвердевший сосок. Играю то с ним, то с грудью, заглушая ртом её стоны. Желание снедает, жрёт меня изнутри, но я растягиваю его. Словно хочу насытится ласками впрок. Запомнить каждый изгиб её тела, его реакцию на то или иное моё прикосновение, вобрать в себя, как можно больше её дыхания.
Но, когда она выгибает спину, ногтями царапает мою кожу в попытке притянуть ближе, подаётся тазом навстречу, моё терпение лопается.
Дёргаю вниз своё трико и боксеры и подхватываю Мартышку под ягодицы, следом вынуждая обнять мои бёдра ногами. Она задыхается, когда я сам охреневаю, прижавшись членом к горячей влажности её нижнего белья, а в следующую секунду Дарина обхватывает руками мою шею и ищет мои губы, чтобы проникнуть в мой рот языком.
Блять, какая же она потрясающая.
Отодвигаю пальцами полоску белья и, наконец, врываюсь в неё.
- Диня... - выдыхает она, откидывая голову назад.
Да, моя хорошая. Врезаюсь в неё короткими, мощными толчками, буквально выбывая из неё воздух с рваными стонами. Хочется ещё глубже, ещё резче и быстрей. Хочется...
Блять. Под кожу, в мысли. Или растворить её в себе. Сжать в объятьях и никогда не отпускать.
Каждый нерв коротит током наслаждения. Чувствую, что близок к разрядке и потому выдыхаю возле уха извивающейся в моих руках Мартышке:
- Кончай...
Она резко втягивает в себя воздух, с силой жмурясь, а затем распахивает глаза с затуманенным взглядом и приоткрывает рот в беззвучном крике. Выражение её лица настолько охрененное, что я впиваюсь в её рот и ускоряюсь, чувствуя, как она там сжимается, пульсирует. Мне хватает пары резких выпадов, чтобы тоже взорваться. Позвоночник прошивает разряд дикой силы наслаждения, и волной прокатывается вверх и вниз по всему телу. Упираюсь лбом в стену, тяжело дыша и слушаю сладкое и рваное дыхание моей девочки. Моей.
Никому, блять, её не отдам.
- Ты как? - спрашиваю я тихо и следом тихо усмехаюсь: - Могу отпускать? Не убежишь?
Она еле заметно вздрагивает, и сама опускает ноги на пол, но продолжает держаться за мои плечи. А я выскальзываю из неё и отступаю на полшага, чтобы заглянуть в её лицо. Её глаза мгновенно распахиваются, пальцы на моих плечах сжимаются, и она шипит:
- Ты... в меня... С ума сошёл?!
- Прости?
- А если я?.. - округляются глаза.
- П-ф-ф! Воспитаем! - смеюсь я, натягивая штаны обратно, а она начинает злится, судя по прищуренным глазам. - Не кипятись, Рин. Есть же специальные таблетки, да? Заедем в аптеку по дороге в институт.
- Да, - мгновенно остывает она, часто кивая. - Да. Должны быть. Заедем. Мне надо в ду... - на полуслове замирает и испуганно смотрит на меня: - О, Господи! Там же Марат! Он, наверное... Что он подумает?!
- Плевать на него, - цежу сквозь зубы, проглатывая вспыхнувшую злость.
- Тебе похоже на всё плевать! Зачем ты опять это сделал?
- Кажется, в процессе нас учувствовало двое.
Она вновь замирает, часто моргая, а затем, буквально заставляя мою челюсть отвиснуть, выдаёт:
