Читать онлайн Максим Кутис - Как быть нормальным

― Я ненавижу свою мать.

– Простите, не уверен, что я правильно услышал, что Вы сказали.

– Я сказал, что я ненавижу свою мать.

– Эмм, мне кажется, Вы забежали слишком далеко вперед по сценарию.

– По какому еще сценарию? У Вас есть какой-то сценарий для меня?

– Нет, Алексей Игнатьевич, простите, я несколько некорректно выразился. Я имел в виду, что, как психотерапевт, очень ценю, что Вы сразу же, по сути, с порога выказываете мне подобное доверие, и достаточно открыты, чтобы поделиться таким личным фундаментальным фактом, но по всем законам жанра ему должны сопутствовать долгие вдумчивые беседы и месяцы психотерапии прежде, чем Вы смогли бы прийти к подобному открытию.

– Это да, конечно. Но я уже все знаю. Я могу присесть?

– Конечно, устраивайтесь, как Вам удобно.

– Так вот. Я читал книги. Много книг по психологии, по психотерапии, в частности. В том числе книги Ваших родителей, знаменитой четы Грайворонских.

– Это достойно похвалы. Раз Вы знакомы с теорией и имеете опыт в специальной литературе, то я смогу говорить с Вами напрямую, как специалист со специалистом. Но позвольте мне спросить, зачем Вы пришли на прием, если уже имеете точное представление о своем случае?

– Да, пожалуйста, терпеть не могу все эти ваши психологические уловки. Я их уже наслушался, и теперь чую за версту. А пришел я, собственно, потому, что Вы, как дипломированный психотерапевт, должны подтвердить это.

– Если Вам будет удобнее, можем перейти на «Ты».

– Извините, но нет. Я бы предпочел на «Вы», Борис Олегович. Мы совсем не знакомы.

– Хорошо, как Вам будет удобнее. Итак, Вы хотите, чтобы я подтвердил Вашу догадку о том, что Вы ненавидите свою мать. Верно?

– Да, все верно.

– Хорошо. Ваша мысль мне понятна. Но я хотел бы узнать, что будет, если я ее опровергну?

– Это невозможно.

– Почему? Дипломированный психотерапевт тут я, Вы сами это отметили.

– Да, верно. Но, знаете, это не первый мой сеанс; с Вами, понятно, что первый, но я бывал раньше у других докторов. Мы как раз и занимались тем, что я долго и медленно разматывал свой клубок воспоминаний и переживаний. А они в основном молчали, это, видимо, ваша основная отличительная особенность. Только не обижайтесь.

– Ну что Вы, все верно подмечено.

– Так вот, я же, когда все проговариваю, слушаю себя, пытаюсь понять, для этого же люди и ходят к психотерапевтам, чтобы понять себя? Верно?

– Вы ждете ответ?

– Да.

– На ваше предположение, что люди хотят понять себя?

– Ну да.

– Я не могу согласиться полностью с таким утверждением. Кто-то – несомненно, хочет понять и разобраться, другие – уже все знают, просто хотят выговориться и услышать поддерживающий совет и сопереживание.

– Ну вот, я скорее отношусь ко вторым. Только советы и поддержка мне не требуются.

– Хорошо. Допустим, Вы поведаете мне свою предысторию и причины, из-за которых Вы пришли к данному выводу. Я подтвержу, что ваша гипотеза верна. Что Вы планируете делать дальше?

– Дальше, согласно книгам, я должен пройти курс, при котором сделаю определенные операции, чтобы высвободить свой гнев и обиду на свою мать, и зажить нормальной жизнью.

– Позвольте узнать, почему Вы не сделали все эти операции уже, если Вы полны уверенности, что это так?

– Потому что ни один психоаналитик, к которому я ходил, не подтвердил мне, что это действительно так. А наводить напраслину на маму я не хочу.

– Уточните, пожалуйста, что Вы понимаете под «наводить напраслину»?

– Ну как же? Вы должны понимать, что после того, как мне всё подтвердят, то я должен буду высказать ей всё, что я о ней думаю. А это станет ударом для моей мамы.

– Вы слышали о технике, когда можно написать ей письмо, обычное бумажное письмо от руки, но не отправлять?

– Да, конечно, слышал. Это стандартный прием.

– Почему Вы не воспользовались им?

– Потому что это – та же напраслина, как Вы не понимаете? Как только я освобожу свою ненависть к ней, то все непременно материализуется. Мама меня учила, что мысли материальны, и если ты действительно чего-то хочешь, то все так и случится.

– Понимаю. Получается, Вы не можете высвободить свою обиду и гнев на Вашу маму, потому что тогда мысли материализуются, и это причинит ей боль?

– Да, все верно. Вы гораздо более понятливый, чем Ваши коллеги. Некоторым мне пришлось это объяснять чуть ли не месяц.

– Спасибо. Мне приятна Ваша похвала. Но при этом Вы сами говорите, что ненавидите ее. Разве эти мысли, которые Вы транслируете, не могут материализоваться?

– Нет, эти мысли только мои, и я, если и делюсь ими, то только на частных приемах. Поскольку никто еще не подтвердил, что они правдивы и не требуют освобождения, я не собираюсь их выпускать и что-либо делать с ними. По-моему, это очевидно.

– Позвольте еще вопрос: если Ваше предположение верное, то Вам, как я понял, в любом случае надо будет высвободить свой гнев и обиду на свою маму. Но разве в таком случае, это не станет ударом на нее?

– Станет, разумеется. Но в таком случае, я буду уверен до конца, что поступаю правильно, и она это заслужила. К тому же, у Вас наверняка найдутся советы и рекомендации, как это сделать корректнее, чтобы, так сказать, подсластить пилюлю.

– Я Вас услышал. Прежде чем мы начнем, я могу узнать, что говорили специалисты, с которыми Вам приходилось иметь дело ранее? Конечно, Вы вправе ничего не рассказывать, однако таким образом я смогу избежать ошибок, которые совершали мои коллеги, и помочь Вам быстрее.

– Быстрее? Впервые вижу психоаналитика, который хочет быстрее помочь пациенту и не высасывать из него кучу денег. Это радует.

– Справедливости ради, я должен заметить, что в большинстве случае психотерапия довольно длительный процесс, так как, даже если специалисту понятна проблематика пациента после первого приема, никогда не является целью, чтобы вывалить все на голову пациента сразу, потому что…

– Да-да-да, я все это знаю. Надо аккуратно подвести пациента к проблеме, помочь ему самому увидеть ее, потом вместе проработать, и также поддерживать на первых шагах в новой жизни. Я же говорил, что читал много книг. Кстати, хочу отметить, что мне очень понравилось, как излагают мысли Ваши родители. Я прочитал три самых известных труда: «Фрейдомарксисткая теория и ее применение для счастливой жизни Советского человека», «Гармония бытия в условиях коллективного хозяйства» и «Проблематика обретения свободы». Поэтому я Вас и нашел, хотя это было не так-то просто. Психотерапевт Борис Олегович Грайворонский – не самый популярный специалист в городе.

– Спасибо на добром слове. Насчет популярности – Вы правы, мне есть куда расти. Мои родители имели большое влияние. Но мы немного отвлеклись. Сможете поделиться, что говорили о Вашем случае другие психотерапевты? Раз Вы пришли ко мне, как я понимаю, никто из них не подтвердил Ваше предположение.

– Ой, если честно, они говорили прямо ну полный бред. Слава Богу, я до этого прочитал всю литературу, а то еще, чего доброго, поверил бы им.

– Можете поделиться конкретным примером?

– Вот взять последнего доктора: вроде умная женщина, с дипломами, голос приятный, кабинет богато обставленный, кушетка словно облако, едва не уснул, честно скажу, обстановочка была побогаче Вашей, но она и берет за сеанс, конечно, соответствующе ― чуть ли не в два раза больше. Прихожу, значит, к ней, это было в прошлом месяце, начинаю рассказывать, ну естественно про детство, о чем вы еще можете спрашивать? Про первые воспоминания, про детсад, про школу. Пять сеансов рассказывал, рассказывал. Ничего ей в начале не говорил, как Вам, думал, сама догадается, но ничего подобного. Она внимательно слушала, слушала, записывала у себя что-то в блокнотике, и вдруг говорит: «Мне ясна Ваша проблематика». И начинает, так аккуратно подводить к тому, что я, господи помилуй, фанатично люблю свою мать, и более того, не просто люблю, а испытываю к ней сексуальное влечение. «Уж простите», ― говорю я ей: «Но это полный бред!». Если честно, я даже не так ей сказал ― я был возмущен настолько, что вскочил с этой ее кушетки, и сказал, что она может засунуть все свои дипломы себе в задницу, и идти трахаться со своей матерью сколько ей угодно, а свою я ей трогать не позволю! И такую бредятину выслушивать не намерен! Развернулся и ушел. Оставил даже отзыв ей в интернете, что она шарлатанка, и чтобы остальные люди не велись на ее дипломы. Просто уму непостижимо! Как можно нести подобную чушь?!

– Вижу, Вы взволнованы. Хотите стакан воды?

– Нет, не хочу я никакой воды. Представляете, прошел целый месяц, а меня до сих это выводит из себя, стоит только вспомнить!

– Да понимаю, действительно крайне неприятно услышать подобное. Но неужели Ваш предыдущий психотерапевт так прямо всё это на Вас вывалила?

– О нет, конечно, нет. Вы же ничего в открытую не заявляете. Но я и так все понимаю из этих ваших наводящих вопросов.

– Что же, полагаю, Вы действительно хорошо осведомлены о принципах работы в психотерапевтической сфере.

– Естественно. Могу уже и сам книги писать. Там в принципе ничего сложного, всегда один и тот же посыл. Кого-то не любили в детстве, или наоборот ― любили чрезмерно, и как потом жить с этим дальше.

– Думаю, нам стоит вернуться к истокам, если позволите. Как Вы могли бы описать свое детство?

– Хорошее детство. Мама уделяла мне все свое время ― сколько, конечно, могла, играла со мной, обучала. Жили мы небогато, в маленькой однушке, но она все равно смогла меня вырастить, одеть и обуть. Пахала на двух работах для меня. В общем, я безумно ей благодарен за все.

– Приятно слышать, что у вас были настолько крепкие и хорошие отношения с Вашей мамой. А что касательно отца?

– Отца я не знал, он ушел до моего рождения, понятия не имею, кто он.

– Вы не предпринимали попыток разузнать о нем у своей мамы? Кем он был? Почему его нет рядом?

– Ну я, конечно, спрашивал в детстве. Она весьма корректно о нем отзывалась, что будто обстоятельства не позволили быть им вместе. Я сделал вид, что принял ее слова, но сразу понял, что он был просто, простите, мудаком, который нас бросил.

– Вы ощущали нехватку отца в детстве?

– Никогда! Мама смогла полностью компенсировать его присутствие.

– Алексей Игнатьевич, раз Вы читали литературу, то должны быть в курсе, что в полной мере заменить отеческое присутствие матерью невозможно.

– А вот у нее получилось! Я никогда не скучал по нему, у меня и не было нужды, потому что вся любовь мамы доставалась мне. Да, иногда появлялись типа отцы для меня в разные периоды и на разное время, кто-то даже задерживался у нас, некоторые даже хорошо ко мне относились. Но я все равно ненавидел их всех, и вместе с ними ненавидел свою мать.

– Вы понимаете, за что ненавидели мужчин Вашей матери, и за что ее саму?

– Конечно! Ее я ненавидел за то, что она выбирала всех этих уродов. Все они – грязь по сравнению с ней. Я видел, как они приходили к нам домой, как она им улыбалась, как покорно готовила им ужин, пока они топорно пытались со мной говорить или играть, помню их запах пота, их было много, но каждый пах одинаково, словно отпрыски одной огромной мерзкой свиноматки. Видел, как они тискали ее украдкой своими грязными лапами, считали, раз они принесли бутылку коньяка и мне горсть вшивых леденцов, то теперь они здесь хозяева. Видел, как мать с благодарностью принимала это. Слышал, как они хрипели и стонали по ночам, как скрипели старые пружины ее кровати. Тихонько, чтобы я не услышал. Но я-то все слышал! Я чувствовал гадкий запах их дешевых сигарет, что тянулся через форточку. Он оставался в моей комнате всю ночь. И я не мог спать, лежал с открытыми глазами и слушал их храп через стенку. Только с рассветом мне удавалось заснуть. Я лежал на старом жестком диване на кухне и ненавидел их просто за то, что они существовали, ненавидел ее за то, что она принимала их существование. За то, что впускала их в нашу жизнь, когда мы могли бы быть просто вдвоем. Нам же было так здорово вместе. Я не понимал, зачем они нужны.