Как мы жили в СССР - страница 25

Более того, определенный психотерапевтический эффект имела даже не только добыча, но и сама «охота за шмотками». Она наполняла жизнь азартом ожидания будущего. Предвкушением нового, неожиданного, интересного. Советский человек общался в очередях с другими советскими людьми, получал информацию, комментировал слухи, социализировался. В погоне за дефицитом он ощущал себя личностью, способной воспарить над унылой действительностью. В итоге часы, дни, месяцы, годы и даже десятилетия поиска нужных товаров формировали у него специфический образ жизни, про который нельзя было прочесть ни у классиков марксизма, ни в учебниках по научному коммунизму. Что-то было в этой сумасшедшей жизни такое, по чему скучают сейчас старики. Но только не было в ней созидания, творчества и наслаждения от истинного жизненного успеха. Поскольку ни стояние в длинной очереди, ни «прочесывание» сельских магазинов, ни путешествия на колбасных электричках не способны были породить те истинные ценности, ради которых человек существует.

Зрители конца 1970‑х, которые видели по телевизору партийных лидеров, выстраивавшихся в дни больших рабоче-крестьянских праздников на трибуне Мавзолея Ленина, наверняка запомнили их серо-мышиные шляпы – практически неотличимые друг от друга. Как будто существовала некая униформа, введенная решением съезда КПСС для всех без исключения членов политбюро. Мне представлялось тогда, что шляпы, костюмы и все прочее есть продукт какой-нибудь швейной фабрики имени кепки Ильича, расположенной в тщательно засекреченном месте под одной из башен Кремля. Каково же было мое изумление, когда выяснилось, что шляпы для соратников и сподвижников закупал раз в год министр иностранных дел Андрей Громыко во время своих деловых визитов в Нью-Йорк. Делал он это с помощью переводчика в одном из лучших магазинов на Мэдисон-авеню. По-видимому, наследники Ильича не могли толком организовать даже производство наследниц знаменитой кепки.

Шляпы тщательно отбирались. Цвет, фасон и размер согласовывались непосредственно с руководителем советской внешней политики. Затем купленный товар специально размечался, чтобы не перепутался в дороге. На подкладке ставились буквы: Л. И. Б., А. Н. К., Ю. В. А., А. А. Г. и т. д. (позволю читателю самому догадаться, что означает каждая аббревиатура). Экономный Громыко сильно нервничал, когда выяснялось, что «супершляпа» с прошлого года подорожала на несколько долларов. Переводчик вынужден был давать министру объяснения на понятном марксисту языке: мол, ничего удивительного, Андрей Андреевич, у них тут инфляция, уровень жизни трудящихся падает и т. д. На шляпы для верных ленинцев Громыко в любом случае раскошеливался – вопрос все же государственный. Но вот дубленку для сына как-то раз не купил: счел, что дороговато дерут акулы империализма [Суходрев 2008: 430–434].

В общем, получается, что даже представители высшей советской номенклатуры не упускали возможности отовариваться за рубежом, восполняя нехватку приличных отечественных товаров. Тем более к данному способу решения проблемы дефицита вынуждены были прибегать простые люди, дополняя таким образом способы добычи дефицита, о которых говорилось выше.

Знатоки хорошо себе представляли, что и где следует приобретать с наибольшей выгодой. Анатолий Рубинов, много лет писавший статьи о проблемах отечественной торговли, обобщил представления советских людей об успехах социализма в Восточной Европе.