Как Николай II погубил империю? - страница 42

Причины были незатейливы. Европейское малоземелье прямо-таки сталкивало крестьянство на интенсивный путь развития, а колонии и законы против бродяжничества позволяли сплавить или перебить избыток населения, не давая ему накопиться до критической массы.

В России было все с точностью до наоборот. Земли… скажем так: хватало. До определенного предела проще было увеличить запашку, чем вводить всякие новшества. Кроме того, земледелец в России, как минимум с середины XVIII века, находился на положении раба. «Крепостное право» – лукавый термин. В реальности крестьянин был прикреплен не к земле, а к владельцу, который мог сделать с ним все, что угодно: женить, продать его семью поодиночке, взять детей для барских надобностей. В довершение счастья рабов еще и не кормили, а давали им клочки земли, с которых они должны были в свободное от работы на барина время добывать себе пропитание.

Вот и вопрос: а кто должен был вкладывать средства в сельское хозяйство? Естественно, сельский хозяин, кто же еще? А кто он, этот хозяин? Крепостной раб? Даже и не смешно: надрываться, чтобы спонсировать чужую собственность? Богатый помещик? Ему от имения нужен был лишь доход. Он нанимал себе управляющего, а сам либо жил где-нибудь в городе, просто так или на государственной службе, либо устраивал у себя в имении версали. Управляющий? А зачем ему болеть за чужую собственность? Бедный помещик? Ему поневоле приходилось вникать в процесс производства, но у него все делалось по старинке, поскольку знаний он не имел, получить их не мог, да и денег на новшества тоже не было.

Сельский хозяин, заинтересованный в передовых приемах и разного рода новшествах, а также способный вложить в них деньги, отсутствовал в России как класс. Ну, и откуда возьмется интенсивное земледелие?

Нет, как исключение из правила, он существовал. Имелись и передовые хозяйства, но они исчислялись единицами, да и не были слишком успешны: сельскохозяйственные машины ввозились из-за границы и были дороги, своих сортовых семян не имелось, а заграничные не подходили для нашего климата. Та же самая петрушка получалась и с породистым скотом. Агроприемы тоже отличались – другие почвы, другой климат. (Не зря же большевики, едва получив власть, принялись по-стахановски развивать сельскохозяйственную науку.) Новшества – они ведь денег стоят, их производители ориентируются не на государственную необходимость, а на потребителя. Нет платежеспособного спроса – нет и семян, скота, машин… А земля истощается, а население растет, и его надо как-то кормить.

Кто-то думает, что правительство не понимало глубины проблемы? Да все оно понимало – но что делать-то? Крестьянская часть российского аграрного сектора реформированию не поддавалась. Помещичья? А что помещичья? Обработка земли проводилась так же и теми же средствами, что и на мужицких полосках, разве что качество выше. Оное качество давало прибавку в 20 пудов с десятины, но не в сто. А надо было сто и больше. Что делать? Ответ один: создавать на селе крупные интенсивные хозяйства. Но как?

Аграрная реформа 1861 года, известная нам под названием «отмены крепостного права», как раз и была такой попыткой. Крестьяне считали ее глубоко несправедливой – и были правы. Во времена незапамятные и легендарные земля (кроме боярских вотчин, но речь не о том) принадлежала государству, и поместья давались дворянам не просто так, а за государеву службу. Потом крестьян закрепили за хозяевами вместе с землей, и логично было бы ожидать, что их так же с землей и освободят. Ан нет! За двести лет поместья порасхватали в собственность, и получилось, что барам принадлежит вся земля. А крестьянин может быть свободен только лично, сам по себе – и то не факт. Потому что от хозяина-то его избавили, а к земле он был прикреплен по-прежнему.