Она пристально смотрит в окно гостиной, но снаружи ничего не видно, кроме смутных очертаний деревьев и нескольких домов вдалеке.
Я направляюсь к ней, и половица взвизгивает.
Мама вздрагивает. Горячий кофе плещется в ее кружке, едва не проливаясь.
– Лили! Ты меня напугала. Ты такая тихая, всегда застаешь меня врасплох.
– Ой, – я вовсе не собиралась подкрадываться и пугать ее. – Прости.
Она только улыбается.
– Как ты? Как спала?
Ответить на это очень сложно, поэтому я просто киваю.
И, похоже, моего кивка маме достаточно, потому что она не настаивает на ответе. Поднимаясь, она резко ставит свою кружку на кофейный столик, и тут я замечаю, что мама одета не по-домашнему – в рубашку и брюки.
– Хочешь есть? – спрашивает она.
– Нет. А почему ты так одета?
– Сегодня утром у меня собеседование, – отвечает она, цокая каблучками по кухне.
Мы приехали только вчера. Большинство мам бы сначала предпочли обустроиться и разложить вещи, но моя мама уже, разумеется, запланировала собеседование. В Калифорнии она работала бухгалтером, и работала много.
– Но я успеваю что-нибудь тебе приготовить, – продолжает мама. – Обязательно нужно поесть. Как насчет оставшихся рисовых лепешек?
– Нет, спасибо, – говорю я. – Вообще-то я хотела спросить…
– Ты уверена? – перебивает она. – Разогретые, они очень вкусные. Я рассказывала, что бабушка даже продавала свои рисовые лепешки, когда мы только переехали сюда? Всем они очень нравились.
Я делаю шаг вперед.
– Правда? – мама редко рассказывает о том времени, когда была маленькой.
– А чай? Хочешь чай? Могу тебе заварить, – мама открывает шкафчик, потом замирает, рассекая воздух рукой.
– Понятно. Бабушка переставила кружки. Раньше они стояли здесь.
Она достает кружку с другой полки и начинает возиться с чайником, хотя я на самом деле не хочу чаю. Я не люблю чай.
– Мам… – нерешительно говорю я, стараясь, чтобы голос звучал максимально обыденно. – А хальмони когда-нибудь рассказывала тебе сказки, когда ты была маленькой? Необычные?
Мама хмурится.
– Ой, я не знаю. Возможно. Но, в отличие от тебя, я никогда не любила истории. Мне нравилось гулять и играть на улице, а вот на то, чтобы слушать сказки, не хватало терпения.
– Понятно, – у меня такое чувство, которое возникает время от времени, словно со мной что-то не так, но я отбрасываю его в сторону. – А она рассказывала тебе о своем детстве?
Мамин взгляд становится рассеянным, как когда она смотрела в окно.
– Она вообще мало что рассказывала о своей жизни в Корее. Я знаю, что она росла в бедности в селе за много миль от Сеула. Знаю, что она жила одна со своей хальмони. Знаю, что ее мама переехала в Штаты, когда она была совсем маленькой. Бабушка пыталась найти ее, когда переехала сюда сама, – тогда я была совсем малышкой, – но кажется, не нашла.
– Я имела в виду что-то более… – только как мне это объяснить? Ты когда-нибудь находила спрятанные в банках звезды? Тебя когда-нибудь преследовали тигры? – Ну не важно.
Мама вздыхает и улыбается. Улыбка выглядит не вполне настоящей.
– В любом случае ты должна познакомиться с другими детьми по соседству. У меня есть несколько школьных друзей, у которых дети – твои ровесники. Я могу устроить детский праздник.
Мама так делает, когда хочет замять разговор, – резко меняет тему и ведет себя, словно мы все время об этом говорили.
Я даже не пытаюсь объяснить, что время детских праздников прошло лет шесть назад. И не пытаюсь объяснить, как трудно заводить друзей.
