– Что нам какой-то дождик? Правда, Лили?
Правда, думаю я. Я хочу быстрее попасть внутрь и спросить бабушку про тигра. Но в нашей семье не задают простых вопросов. Это ловушка. Она просит меня выбрать сторону.
Я пожимаю плечами.
Но мама не оставляет меня в покое.
– Правда, Лили? – ее улыбка дрожит, словно может рассыпаться. Под глазами мешки, а между бровями залегла глубокая складка.
Обычно мама выглядит иначе. Она безупречна, все у нее на своем месте, все в полном порядке.
– Правда, – говорю я.
Сэм вздрагивает, будто я ее ударила.
– Ну вот и договорились, – с облегчением говорит мама и берется за дверную ручку. – На старт. Внимание…
Тут она распахивает дверцу, вылетает наружу, захлопывает дверцу и пускается бежать. Она мгновенно промокает насквозь и движется не так уж и стремительно, зато старается вовсю – размахивает кулаками, съеживает плечи и наклоняет голову, словно она бык и собирается атаковать дом своей матери.
– Это смешно, – говорит Сэм.
И Сэм не просто вредничает. Так оно и есть.
Я смеюсь, Сэм тоже смеется, и мы смотрим друг на друга. На мгновение мы – сестры, потешающиеся над своей неловкой матерью.
Мне хочется, чтобы это мгновение длилось вечно. Но Сэм отворачивается, берет свой телефон и зарядку от него и засовывает их в лифчик, защищая от дождя.
– Ну что ж, пойдем, – говорит она.
Мне хочется сказать: «Останься», но вместо этого я киваю, и мы выскакиваем из машины.
Я еще никогда не попадала под такой дождь. Он сильный и холодный – слишком холодный для июля, и не успеваем мы сойти с подъездной дорожки, как мои туфли начинают хлюпать и чавкать, а джинсы становятся тяжелыми.
Сэм визжит на бегу, я тоже. Потому что это весело и ужасно одновременно. Глаза от воды щиплет, и я почти ничего не вижу, но от ледяного душа внутри все горит.
Когда мы с Сэм добираемся до конца лестницы, задыхающиеся и промокшие насквозь, из моих легких словно выкачали воздух, а сердце разрывается.
Мама ждет нас на крыльце, что, конечно, мило, но немного странно, потому что она уже должна была войти в дом.
Она качает головой и хмурится.
– Бабушка не отвечает, – говорит она. – Ее здесь нет.
– Что значит, ее здесь нет? – шепчу я. И на мгновение я впадаю в панику: ее съел тигр. Но приказываю себе сохранять спокойствие.
Мама вздыхает.
– Я не знаю. Не знаю.
Не понимаю, обеспокоена она или раздражена; дождь стекает по ее глазам и губам, скрывая выражение лица. Я хотела бы знать, что она чувствует, чтобы понимать, что должна чувствовать я.
Сэм колдует над медной дверной ручкой, но упрямая дверь не открывается.
– И что?.. – Сэм смотрит на маму, потом на меня.
С прилипшими волосами и густой подводкой, стекающей по щекам черными полосами, она похожа на мокрую тигрицу. – Мы просто будем стоять здесь и ждать? Под дождем? Неизвестно сколько времени?
Мама вытирает очки о свою промокшую футболку, но это не очень-то помогает.
– Нет. Не думаю. Погодите.
Она огибает дом.
– Куда она? – я складываю руки домиком прямо над головой, чтобы защититься от дождя, но это бесполезно. – Где бабушка?
Сэм молчит. Мы видим, как мама останавливается под окном гостиной. Она постукивает по краю стекла, проводит руками по подоконнику, а потом ударяет кулаком прямо под стеклом.
– Ну конечно, – говорит Сэм с сарказмом в голосе.
Мама распахивает окно. Она оглядывается, прежде чем подтянуться и кубарем влететь в дом.
– Ничего себе! – шепчу я. Никогда не видела, чтобы мама делала нечто подобное.
