Сэм с трудом сдерживает улыбку, а я – смех.
– Да, и, кстати, тебе больше не следует садиться за руль. Особенно в такой дождь, – продолжает мама. – Если нужно было купить продукты, могла дождаться меня. Надо быть осторожней. Надо…
– Тс-с, – шикает бабушка, прижимая к губам указательный палец.
Когда-то мы с Сэм смотрели передачу о дрессировщике собак, который усмирял их сердитым шипением. Вот это точно такой же звук.
Мама стискивает зубы, потом переключается на другую тему.
– А что здесь делают все эти вещи? Почему ты живешь посреди такой разрухи? – она указывает на груду коробок и сундуков перед подвалом.
Бабушка поводит плечом.
– Подвал затопило, поэтому вещи здесь.
Сэм удивляется.
– Ты все это вытащила сама?
Бабушка оборачивается и подмигивает, что для нее типично. Она не считает, что обязана отвечать на вопросы, и я ничего не имею против.
Мама, напротив, имеет.
– Нет, серьезно. Неужели ты тащила все это вверх по лестнице одна? Ты же знаешь, что могла надорваться. Ты… – она останавливается. – И где же я буду спать?
Когда мы жили здесь раньше, мама спала в подвале, среди бабушкиных вещей.
– Будешь спать в гостиной, на кушетке, – отвечает бабушка, как будто в этом нет ничего особенного.
Я жду, что мама начнет спорить, но она идет к «баррикаде».
– Ладно, хорошо, дай мне хотя бы передвинуть все это. И я спущусь вниз, посмотрю, что там после наводнения. Сэм, поможешь?
Сэм, нахмурившись, пристально смотрит на нее.
Мама вздыхает.
– Лили?
Я делаю шаг, но бабушка хватает меня за запястье и оттаскивает назад.
– Нет, нет. Не надо ничего передвигать.
Мама раздражена.
– Они мешают.
Бабушка машет перед собой руками, словно отгоняя мамино раздражение.
– Нет, нет. Только не сегодня. Сегодня – неблагоприятный день. Когда я вытаскивала коробки, был удачный день. Но сегодня опасный день, из-за духов. Передвинем в другой раз.
Опасный день. Я должна остаться с бабушкой наедине, чтобы спросить ее о духе тигра.
– Передвигать вещи в неудачные дни – очень опасно. А уж если сломаешь… – бабушка закрывает глаза и содрогается, словно не может даже представить этого. – Если ты что-то сломаешь… О, это будет ужасно.
Мама в бешенстве и готова буквально рвать на себе волосы.
Сэм делает большие глаза, типа «Ну началось», и уходит.
Это не впервой. Маму всегда раздражают бабушкины суеверия.
Мама произносит, стиснув зубы:
– Это просто смешно. Что…
Но бабушка грозит маме пальцем, прерывая ее на полуслове.
– Ты не мать. Мать – я. Ты больше не задаешь никаких вопросов. И идешь переодеваться. И вообще, почему ты в пижаме?
Мама хочет что-то сказать в свое оправдание, но бабушка хлопает в ладоши.
– Сейчас я собираю ужин. И мне поможет Лили.
Я, конечно, не вызывалась в помощники, но бабушка умеет выстраивать реальность под себя. Я и не возражаю.
Я иду за ней к кухонной стойке, а мама оставляет затею с коробками. Она хватает бабушкин дождевик и бежит к машине за нашими чемоданами.
Стоя в дверях, Сэм покашливает, и я оглядываюсь. Она колеблется, словно чего-то ждет, и я говорю одними губами: «Все в порядке. Иди наверх».
Мне неловко, что я как бы прогоняю ее, но Сэм действительно не любит готовить или накрывать на стол, да и вообще заниматься домашними делами, а мне надо побыть с бабушкой наедине.
Сэм хмурится и разворачивается, бормоча что-то о своих друзьях, пока поднимается обратно в мансарду.
Когда она уходит, я шепчу: «Хальмони, кое-что произошло».
