Все, ошеломлённые от внезапного удара и дикого напора говорящего, изумлённо и немного испуганно смотрели на Горбунова, который принялся наливать себе очередную порцию водки. Через секунду до каждого дошёл смысл последних им сказанных слов. Вмиг лицо Надежды Дмитриевны побледнело.
– Как уволили? – произнесла она, почти не шевеля губами, сразу выхватила стакан у мужа из рук, вылив ни в чём не повинную жидкость в ни в чём не повинный цветок. Она побагровела и воскликнула:
– Что же ты такое говоришь, скотина такая?! Когда это тебя уволили?
– Два дня назад, – отмахиваясь от неё, отвечал он, – Изменения до нашей конторы только дошли – под сокращение попал.
– Какое сокращение! Ты не прошлой неделе только один раз на работу выходил, пьяный был.
– Ну, а ты думала, после этого меня не уволят?
Надежда Дмитриевна резво вскочила и метнулась в другую комнату. Было слышно, как она что-то ищет. Озерской тем временем допил остатки бутылки прямо с горла и не спеша пошёл в свою комнату засыпать и не слышать дальнейшие крики, но не дошёл до спальни и свалился в гостиной на диване. С телефоном в руках его жена вернулась на кухню и впрямь закричала:
– Что же ты раньше мне не сказал! Что мне теперь Никите Ивановичу спустя два дня звонить?
– Негоже так ссорится в петров пост, – осторожно проговорила тётя Таня, качая головой.
– А нам что? – усталая женщина ополоснула горло стаканом воды, – Нам не до Бога, у нас своих проблем хватает.
Она бросилась в комнату к спящему мужу и принялась его будить, упрашивать, чтобы встал и пошёл извиняться да просить перед начальством. Проворная тётя Таня направилась за ней, чтобы ту успокоить. Молча наблюдавший за всем дядя Боря, уже сам изрядно выпивший, остался и завёл разговор с Алисой, также с печальной немотой смотревшей на происходящее.
– Что ты такая грустная сидишь? – начал разговор он, заглядываясь не её лицо. – Говорят, что улыбка красит человека, слышала о таком? Тебе бы улыбаться побольше – ещё краше станешь!
Он попытался встать, подошёл к ней сзади и начал перебирать её волосы, приговаривая:
– Какие они у тебя длинные! Смотри-ка, можно тебе различные причёски делать, косы плести. Вот такие! Длинные, длинные косы тебе заплетём! Хочешь, заплету?
– Ладно, потом, – отвечала Алиса.
– Что потом? Не хочешь? Ну, хочешь? – проговаривал он пьяным голосом.
– Потом.
– Ты же у меня любимая дочка моей сестры. Правильно? Кто? Племянница! Дай, я тебя обниму!
Только спустя один час уставшая Надежда Дмитриевна стояла на кухне и мылила загрязненную посуду, которую Алиса вытирала, выслушивая причитания и ругань своей матери. К этому времени дядя Боря с тётей Таней успели уехать, подняв заснувшего Горбунова с пола, куда его свалила в попытке разбудить жена. Ещё через некоторое время в этой квартире воцарилась тишина от того, что, проживавшие в ней, уже спали в отдельных комнатах, изрядно уставшие от прошедшего дня.
На следующий день телефон зазвенел с самого раннего утра, отчего разбудил недовольного Макса. У того изрядно болела голова, но он сделал усилие и поднял трубку.
Звонила его мать. Она пожелала ему доброго утра, которое Гордеев таким не считал, и напомнила о том, о чем он уже успел благополучно забыть.
– Конечно, не забыл, – отвечал он, – Да, приду.
Поводом для своевременного пробуждения служило напоминание матери о данном им обещании – навестить их с бабушкой. Именно на этот день выпал её нечастый выходной, в который та захотела увидеть сына. После долгих утренних сборов и оживляющей минеральной воды Гордеев вышел из дома совершенно посвежевший. Мать с бабушкой жили в двадцати минутах езды от его дома. Спустя это недолгое время он уже стоял в небольшой прихожей и принимал объятия от своей радостной матери и бабушки.
