Как стать знаменитой - страница 31

Когда я спросила, не хочет ли папа взять одну из моих ночнушек – они просторные, ему будет удобно! – он ответил:

– Да не, лучше не надо. Я сильно потею.

Да, я заметила. Можно было и не говорить. Вся гостиная провоняла его пивным потом.

В жаркие дни эти миазмы становятся почти осязаемыми. Как влажный туман в тропических джунглях. Входишь в комнату, делаешь вдох – и уже чувствуешь себя пьяной. Когда папа встает с дивана, на простыне остаются влажные отпечатки его фигуры.

– Я только сейчас поняла, – говорю я Крисси, наблюдая за папой в окно. Он стоит опираясь на краденую лопату и курит. – Он никуда не уедет… Он возделывает огород. Если кто-то затеял сеять, он никуда не уедет, да? Он будет ждать урожая.

– У него кризис среднего возраста, – говорит Крисси, и я прямо вижу, как он ухмыляется. – Он бросил маму ради женщины помоложе. Ради тебя, Джоанна.

– Заткнись.

– Не в смысле секса. Просто он хочет, чтобы ты о нем позаботилась.

– ЗАТКНИСЬ!

– Ты его… сладкая девочка.

– КРИССИ, ПРЕКРАТИ.

– Джоанна, я знаю, тебе не понравится то, что я сейчас скажу…

– Нет!

– …но ты знаешь, что надо делать…

– Нет!

– Надо позвонить маме.

Десять минут я морально готовлюсь – слушаю «Разрушителя» группы Pixies три раза подряд – и все-таки звоню маме. С нелегального телефона в спальне, чтобы папа не слышал.

– О Джоанна. Чем мы заслужили такую честь? – говорит мама в своей обычной язвительной манере. Все-таки она странная: вечно сетует, что я редко звоню, а когда я звоню, она вроде как и недовольна. Когда мне звонят люди, которые мне приятны, я кричу им: «ПРИВЕТ!» Я им искренне рада. Я люблю начинать телефонные разговоры так, чтобы казалось, что мы пришли на веселую вечеринку, а не на слушание дела в Европейском суде по вопросам вины.

Я говорю:

– Как вы там?

Просто надо с чего-то начать разговор.

Она говорит, что у нее непреходящая депрессия: Люпен ее достает, близнецы подросли и стоят на ушах, у нее постоянно болят ноги, хотя она и купила специальные ортопедические сандалии, стиральная машина опять умирает, и ее (не машину, а маму) бесит Сью Лоли, ведущая программы «Диски на необитаемом острове».

– Она какая-то злая, Джоанна. Кажется, дай ей волю, она всех сошлет на необитаемый остров.

– Ты получила мой чек? – Ежемесячно я отправляю ей чек на пятьдесят фунтов, в плане финансовой помощи. Это значит, что у меня нет лишних денег на новую одежду, но, как однажды заметила мама: «Ты лучше пока не трать деньги, подкопи на потом, а когда похудеешь, купишь себе что-то красивое».

Когда она впервые сказала, что мне надо худеть – мне тогда было тринадцать, – я решила довести себя до анорексии, чтобы ей стало стыдно за такие слова и она потом мучилась чувством вины. Я продержалась до шести вечера. На ужин была печеная картошка. Я обожаю печеную картошку.

– Да, – говорит она и больше об этом не упоминает.

Я сразу перехожу к делу:

– А что… папа? Как у вас… с ним?

– Знаешь, Джоанна, все меняется, – говорит она огорченно.

– Да. Меняется. Все меняется, да. Я заметила. Он все еще здесь, у меня.

Мама хмыкает и молчит. Ждет, что я скажу дальше.

– Я даже не знаю… И долго он думает тут оставаться?

– Это твой папа. Ты не хочешь общаться с папой? Он же тебе помогает, нет?

Она знает! Она все знает! Так все и было задумано!

– Понимаешь, в чем дело…

Все дело в том, что я не хочу, чтобы он жил у меня. Я для того и сбежала из дома, чтобы жить отдельно, и чтобы мне никто не мешал, и наконец можно было бы делать, что я хочу, когда хочу и с кем хочу, и чтобы никто не стоял у меня над душой. Вчера вечером я вернулась с концерта ближе к полуночи и пошла в душ, чтобы смыть запах сигарет – в девяностых все курят на всех концертах: идешь на концерт, значит, сразу готовься к тому, что проведешь два часа на дымящемся складе табачных изделий, – и папа, злой и всклокоченный, выскочил в коридор и крикнул мне через дверь: