– Ну как, вы довольны? – поинтересовался он.
Оба мы промолчали.
– Какие-то несчастливые у вас воспоминания… – бросил нам вслед Оператор машины.
– А чего вы хотели? – хмуро ответил Илюша, – Мы ведь обычные советские дети…
И мы двинулись в сторону горящих огней и продолжавшей веселье публики.
Но теперь вид разгорячённых алкоголем людей явно нас угнетал, мы прошли парк, нашли пустую скамейку, и Илюша заговорил первым.
– Представляешь, а я ведь сам забыл об этом, как в семь лет пожар в квартире устроил… Если бы сестра не пришла, всё бы на хрен сгорело! И зачем это всплыло…
– Ладно, ну а что потом? Какую картину он тебе показал?
Илюша вдруг улыбнулся.
– Остров. Я видел тропический остров… Как в «Клубе Кинопутешественников» по телевизору. И я знал, что это мой остров, я там живу… И мне вот подумалось – хорошее это место, чтобы там остаться… Жить, а потом и умереть. Не сейчас, конечно, а когда всё в жизни испытаешь.
– Типа в старости?
– Да зачем её ждать. Нет, пораньше, лет в сорок…
В то время груз возраста представлялся нам чем-то тягостным, а взрослые в большинстве своём казались занудами – в эпоху перемен одни из них ныли о том, как всё стало плохо, а другие мутировали в безжалостных хищников, поэтому становиться такими же, как они, мне совсем не хотелось. Я знал, что в 2000 году мне исполнится 26, но это было совсем далёкое будущее, а сорок лет представлялись и вовсе недостижимой датой, за которой закономерно следует старость и смерть.
И я на много лет забыл эту Илюшину фразу, до тех пор, пока она сама не всплыла, как обломок доски с названием затонувшего корабля, выброшенный после шторма на песок того самого острова.
– А как думаешь, это всё-таки может иметь к нам какое-то отношение? – спросил я своего друга, после того, как рассказал про падение в лужу и видение странной комнаты.
– Да я вообще хрен знаю, как он всё это проделал!
– Может, мы были под гипнозом? Там лампочка мигала,– предположил я.
– Может быть. Но только знаешь, что я тебе скажу: Это были просто потоки нашего подсознания и не надо к этому так серьёзно относиться и искать мистику там, где её нет!
На том мы и порешили, не придав особенного значения этому происшествию, эху настолько отдалённых от нас событий, что произойдут только через двадцать с небольшим лет.
И я больше никогда не встречал того ряженного человека и понятия не имею, что это была за машина.
…Уже в конце короткой июньской ночи случилось так, что самая интеллигентная часть из оставшейся публики собралась на задворках сада, у большого костра, где пели цыгане. Царила тут какая-то душевная «походная» атмосфера, все знакомились и делились опытом своих первых заграничных путешествий. Помню, что я тогда только прочитал в «Юности» «Аполлона Безобразова» Бориса Поплавского и запальчиво говорил, что хочу побывать на Монпарнасе. А двадцатипятилетний юноша в очках, обнимавший очень красивую спутницу, сказал мне, что уже был там и не увидел ничего, кроме стай проституток – видимо, Муза уже покинула этот город. Все, кто творили там, уже умерли.
Перед рассветом мы тоже покинули «Эрмитаж» и Москва в то утро казалась вымершей, как после нейтронного взрыва. Но именно в эти дни, тем летом, за плоскими декорациями города бурлила жизнь. Это было время больших надежд, головокружения от успехов и наркотического опьянения заработанных денег.
Мы зашли в пустое метро, даже не заплатив за вход, а просто отжав турникеты. На станции кроме нас никого не было. Когда подъехал первый поезд, мы попросили машинистов прокатить нас одну остановку в кабине. Они неожиданно быстро согласились, и мы промчались с ними по туннелю между Чеховской и Боровицкой.
