– Убить? Ты всё ещё не понимаешь. Малания – как ржавчина на клинке реальности. Ты можешь лишь… замедлить. – Он ткнул кристаллом-глазом в карту, начертанную на человеческой коже. – Зачарованный лес. Там, где корни пьют страх. Иди на север, пока луна не станет кровавым глазом в небе.
– А если лес меня не пропустит?
– Он захочет тебя съесть, – Хадрам облизал губы, покрытые язвами. – Но помни: когда запоют мёртвые голоса, режь плоть амулетом. Боль приведёт к истине.
Элиас вышел, и дверь захлопнулась сама, словто хижина выплюнула его. Воздух снаружи был густым, как кисель из кошмаров. Деревья склонились над тропой, их ветви сплетались в решётку, преграждая путь.
Лес встретил его шепотом. Не тем безобидным шёпотом листвы, а вкрадчивым, словто тысячи губ лизали его уши:
– Элиас…
– Страж-малыш…
– Он даже плакать не умеет…
Он шёл, сжимая амулет. Зуб впивался в грудь, оставляя синяки, но боль заставляла сосредоточиться. Тени под ногами шевелились, принимая формы Лины – то падающей в пепел, то зовущей на помощь.
– Не… Не слушаю, – прошипел он, рубя воздух кинжалом. Тени рассыпались с визгом.
Но голос, который раздался впереди, заставил его замереть:
– Сынок… Помоги…
Из тумана вышла Мариэль. Её платье было целым, волосы – уложенными в привычную косу. Только глаза… Глаза были пустыми, как у куклы.
– Мама? – голос Элиаса дрогнул, хотя разум кричал: «Ложь!»
– Она мучает меня, – «Мариэль» протянула руку, и Элиас увидел на запястье шрам – точь-в-точь как от ожога котлом в детстве. – Возьми меня отсюда…
Амулет взорвался ледяной болью. Элиас вскрикнул, схватившись за грудь.
– Ты… не она, – выдохнул он, шагнув назад.
Тварь зарычала. Кожа «Мариэль» лопнула, обнажив червей под ней.
– Ты бросил их! – завыло существо, бросаясь в атаку. – Ты жив, потому что сбежал!
Элиас взмахнул кинжалом. Лезвие разрезало иллюзию, и та рассыпалась в прах с визгом. Но слова жгли сильнее клинка.
Лунный свет стал багровым. Воздух гудел, как раскалённые струны. Элиас шёл, истекая кровью из порезов – лес царапал его шипами, цеплялся корнями. Внезапно земля ушла из-под ног, и он рухнул в яму, полную костей.
– Прекрасная ловушка, правда? – раздался детский голос сверху.
На краю ямы сидела девочка. Не Лина – существо с кожей цвета берёзовой коры и глазами, как угольки.
– Лес любит играть, – она бросила вниз череп, который превратился в змею. – Хочешь выбраться? Отдай ключ.
Элиас прижал ключ к груди. Руны жгли, но он стиснул зубы:
– Убирайся.
– Упрямый! – девочка надула губы. – Тогда спою тебе песенку. Мама пела её Лине, когда та болела…
Она затянула мелодию, от которой у Элиаса побежали мурашки. Это был мамин напев. Тот самый, что Мариэль напевала, собирая травы.
– Прекрати! – он бросил нож, но существо исчезло, смеясь.
Песня продолжала звучать, обволакивая разум. Элиас схватил амулет и вонзил зуб себе в ладонь. Боль, острая и чистая, пронзила туман.
– Доверяй… только боли, – прошептал он, вылезая по костям.
К рассвету (если это был рассвет – небо здесь светилось зелёным) Элиас вышел на поляну. В центре её росло дерево, чьи ветви были усеяны куколками из кожи.
– Маленький Страж, – заговорило дерево, открывая пасть в стволе. – Ты идёшь на смерть.
– Где она? – Элиас поднял кинжал, хотя руки дрожали от усталости.
Дерево засмеялось, и из куколок посыпался пепел:
– В Цитадели Разлома она ткет новый мир. Из твоих страхов. Из твоих воспоминаний.
