– Ева, – рука Максима нашла ее ладонь и мягко сжала, – я сожалею, что накричал на тебя. Согласись, ситуация необычная. У тебя появилась татуировка, и ты не понимаешь, откуда она взялась.
– Но это на самом деле так, – Ева освободила свои пальцы из захвата. – Я говорила со всеми, кто был на Ксюшиной вечеринке. И ни один человек не видел, чтобы я пропадала хоть на минуту.
– Ладно, оставим. Я не хочу тебя мучить. Истина рано или поздно всплывет.
– Зачем ты пришел, Максим? Кажется, мы уже все выяснили. Я тебе не подхожу.
– Подходишь. Ты даже не подозреваешь, насколько подходишь, – он попробовал притянуть к себе Еву, но ее тело словно задеревенело и не хотело ложиться в объятия. – Мне без тебя не жить.
Ева фыркнула.
– Я не кривлю душой. Посмотри на меня, Ева. Посмотри, – Макс насильно поднял ее подбородок. – Что ты видишь?
– У тебя синяки под глазами, – ее собственные тревожно мерцали. Максим на самом деле выглядел неважно. Двухдневная щетина, помятый ворот рубахи. Ни следа от былой подтянутости. – Ты пил?
– Я не спал два дня. Сегодня даже не пошел на работу. Ты убиваешь меня, Ева.
– Я… я не хотела.
– Вернись ко мне, – Максим наклонился, прижался щекой к ее волосам. – Скажи, что прощаешь. Мы сведем эту чертову татуировку. Я уже проконсультировался.
– А может… – Ева сглотнула, – а может, она мне нравится?
– Хорошо. Оставим. Будем когда–нибудь вспоминать со смехом.
– Когда–нибудь? Но мне сейчас не до смеха.
– Мне тоже. Разве ты не видишь, что я готов умолять тебя? – шепот беспокоил. Хотелось оттолкнуть Макса, вырваться из его душных объятий. Но он не позволял. Ева затихла.
– Максим, мне кажется, ты пьян.
Никогда прежде он так себя не вел. Чаще был насмешливо–холоден. Словно она маленькая девочка, которая только и умеет говорить и делать глупости.
– Я не пил. Я ничего не пил и не ел с тех пор, как ты ушла. Скажи, что ты все еще любишь меня. Скажи!
Как же легко внушить человеку чувство вины, открыто демонстрируя боль и отчаяние!
Ева вновь ощутила себя несвободной.
– Максим, прекрати. Разве сейчас можно говорить о любви? Мы оба на взводе. И, боюсь, не способны мыслить трезво.
– У нас должен быть шанс! Я сглупил, ты вспылила. Нельзя же казнить меня за это, – он говорил торопливо, боялся, что Ева прервет его. – Я боялся за тебя. Мало ли, вдруг ты снова окажешься в руках маньяка, седлавшего это с тобой?
Он погладил Еву по плечу, на котором жила чужая метка. Как же Макса бесило, что его женщину пометили, а он не может ничего сделать!
– Хорошо. Я согласна попробовать еще раз, – Ева сейчас на многое бы пошла, лишь бы вырваться из цепких рук, вдохнуть полной грудью. Поднимающаяся паника плохой советчик. Как бы снова не сорваться в галлюцинации. – Но с одним условием. Ты принимаешь меня такой, какая я есть. Со всеми моими страхами, глупостями и… татуировкой. Ни слова больше о ней.
– Согласен, – он, наконец, выпустил ее. – У меня тоже есть условие. Ты никогда не вспомнишь о моей слабости. Не в моих правилах просить. Я обычно беру. И неважно, кто передо мной: сильный или слабый. Все из–за того, что я слишком люблю тебя.
Она не захотела вновь ввязываться в спор и выяснять, что значит «слишком». Слишком для кого? Для простой девчонки, до которой снизошел небожитель? Он просил дать шанс, и Ева даст его. Для нее сейчас важнее быть в ладах с самой собой. А выяснение отношений с Максимом вполне может усугубить ее душевное расстройство.
