– Как его зовут?
– Кирилл Александрович.
Ева несколько раз повторила имя, чтобы не забыть. Имена – ее беда. Стоило человеку представиться, как она через пять минут не в силах была вспомнить, как зовут нового знакомого. Спасали записи. Но сумка лежала на заднем сиденье, телефон там же, поэтому Ева попыталась вдолбить в себя важные сведения.
– Сколько ему лет?
– Под девяносто.
– Ого. И еще работает?
– Рудаковы трудятся до последнего. И не торопятся жениться. Мой отец появился, когда деду было тридцать. Я у папы такой же поздний. Судя по всему, мои дети тоже не появятся раньше тридцати. Главное, чтобы не сильно позже, – Максим, улыбаясь, оценил румянец на щеках Евы. Камень в ее огород. Если она затянет со своими истериками, то сорвет семейную традицию. – Все, приехали.
Лес как–то внезапно кончился. Ева застыла, не в силах оторвать взгляд от двухэтажного особняка, похожего колоннами на здание рабовладельческого юга Америки. На точно таких же белокаменных ступенях сидела легкомысленная Скарлетт, когда планировала признаться в любви Эшли.
– Не наденешь кольцо? Я рассказал деду, что сделал тебе предложение. Не хочется его расстраивать, – из внутреннего кармана появилось кольцо с бриллиантом. Такое неподходящее Еве, такое кричащее. О благополучии, о статусе жениха.
Ева молча протянула руку.
– Спасибо, – поблагодарил Максим, целуя кончики ее пальцев.
Ажурные ворота открылись с помощью сигнала с мобильника. Тут же загорелся красный глазок на довольно крупной камере. Она следила за медленно едущей машиной, словно готовящаяся к прыжку змея. Круглый защитный кожух делал камеру еще более похожей на расправившую капюшон кобру. Евы поняла, что здесь любой ее шаг будет отслеживаться. Вот тебе и дачка.
– Кто сейчас на нас смотрит? Кирилл Александрович?
– Дед? Делать ему нечего. Дежурный охранник или экономка. Та еще любопытная лиса.
Лиса хлопотала вокруг гостей. Рыженькая, сухонькая, с тонкими губами и быстрыми глазами, она все приметила – и практичные, но недорогие кроссовки, и курточку, которая носилась не первый год (эх, не успела Ева купить новую), и сумку из кожзаменителя.
– Барин у себя? – Максим скинул пальто на руки экономки, помог снять куртку Еве. Взял ее за руку, видя, что девушка тушуется.
– А где ему еще быть?
– Пошли, – Максим почти бегом взобрался по широкой лестнице, таща за собой, как на буксире, Еву.
Полумрак и темные панели, которыми были обшиты стены, делали дом угрюмым. Старый, но крепкий, он встретил гостью мягкими коврами, запахами срезанных в саду поздних цветов, горделиво застывших в высоких вазах, ароматом яблочного пирога, заставившего безошибочно угадать, в какой стороне находится кухня.
Кабинет профессора оказался светлым и просторным, несмотря на коричневую кожу мебели и обилие шкафов, забитых книгами. Он, в отличие от дома, не поражал портретами, боящимися света, тяжелыми портьерами, и той безупречной гармонией, где современное тщательно скрывалось за дорогой стариной. Совмещенный с круглым балконом, кабинет радовал обилием света и воздуха – ветер легко справлялся со светлой занавеской, раздувая ее парусом.
Седовласый большеголовый мужчина сидел, укутавшись в плед, на кресле–качалке и подставлял лицо осеннему солнцу.
– Не замерз? – Макс обнял деда за плечи, потерся щекой о пушистые, растрепанные ветром волосы. Была какая–то неуловимая схожесть между этими двумя мужчинами. То ли в умном взгляде серых глаз, то ли в одинаковом разлете густых бровей и четком рисунке скул.
