– Ой, по–моему вы рано со мной договариваетесь.
– А ты, девка, крепче птицу счастья в своих руках держи. Думай и каждое слово взвешивай. Один неверный шаг и, фьюить, у разбитого корыта.
– А мама Максима. За что ее профессор не любит?
– Она как раз не из дур. Сидит на муже верхом и погоняет. Это деда и злит. Светлане в пику наследство внуку отписать хочет, чтобы ей ни полушки не досталось. Говорит, она Петра против отца настроила. Не понимает Кирюша, что они с сыном два сапога пара, оба упертые. Что втемяшилось в голову, то и сделают. Даже если потом жалеть будут.
– А Максим? Он такой же?
– О, этот если и сапог, то испанский. Ой, – женщина зажала себе рот ладонью, – что–то я разговорилась.
Подняла опустевший графин, повертела им так, что солнце, пробивающееся в окно, зажгло его хрустальные грани огнем.
– Хороша была наливка.
Ева смотрела в свою рюмку, где на дне рубином светился напиток. В голове все ленивее и ленивее текли мысли. Клонило в сон.
«Вот, доказывай теперь Максиму, что ты не пьяница».
– Мне бы проветриться на свежем воздухе.
– А и ступай. Посмотри, как и что здесь устроено. Скоро на себя хозяйство примешь. Будешь сидеть тут, дышать лесным воздухом и гадать, приедет тебя муж навестить или нет.
Тетя Вера откровенно прочила Еве такую же жизнь, какую прожила сама.
Еще больше захотелось выйти наружу.
– Скажите, а почему Максим так торопится с завещанием? – Ева никак не могла попасть в рукав куртки, которую держала тетя Вера. – Мы же еще не поженились. Мало ли как повернет жизнь?
– Ты Кирилла Александровича видела? Его уже давно смерть караулит. Если он не перепишет деньги на Максика сейчас, то они пойдут в фонд института, где он полжизни проработал.
– Мне кажется, я влипла, – прошептала Ева и нетвердым шагом поспешила на улицу. Ей нужно было выбраться из дома. Рядом с этими странными людьми она утратила способность рассуждать здраво.
***
Лорд Птородей оглядел людей, которым он доверял. Конечно, на небесных островах чуть ли не каждый второй откликнулся бы на зов князя и не подвел бы его, но сейчас Лерису требовались те, кто своими глазами видел, что творится в храме. Ни к чему посвящать в проблемы личного характера лишних людей.
– Я видел суженую, но не сумел вытащить ее из колодца. Как–то все с ней не так. Криво и косо. И сдается мне, что оракул в моей беде не последний человек. Он даже не скрывает, что радуется неудаче.
– Может, обиделся? Но за что? – тир Пикарт вытащил из кармана трубку. Возмущенно взмахнул ею, просыпав табак. Микуш открыл рот, впервые понимая, что дед всего в шаге от того, чтобы вернуться к старой привычке курить. – Вроде всегда исправно платили. Отваливали золота от души.
– На те деньги, что я за тридцать лет оставил в храме, мы могли бы еще одну шахту купить. Нет, здесь не обида, а именно ненависть.
– Нас ползающие по суше всегда ненавидели! Они нашей свободе завидуют! – звонкий голосок Микуша, гордого тем, что его второй раз взяли в команду, породил эхо. Просторные покои князя вмещали в себя не только спальную комнату, но и кабинет, где сейчас сидели заговорщики. Князь и старый капитан в креслах, молодняк на стульях. В камине потрескивали дрова, и весело плясало пламя.
– Тише, мальчик, – Тир Пикарт кряхтя протянул ноги к огню. В тепле старые кости не ныли. – Не надо, чтобы наши люди знали о склоках в храме. – Тише. Сдается мне, что оракул кровно заинтересован, чтобы Птородеи не имели наследников. Только какой ему в том прок?
