Даже как мистик (царевич) – (душегубу) Цыбину тоже уступал: худо-бедно, но Цыбин был рождён в эпоху торжества православия – мощь Воскресения Сына (так или иначе) стояла за ним; Цыбин мог (бы) даже мудрствовать на тему: что есть убийство, если нет смерти; но – (так или иначе) как православный Цыбин под-разумевал: убивая – он убивает себя, а не (бессмертную) жертву.
Пентавер – желая стать нано-богом и (уже сам) воскресить Египет, отнимал такую нано-божественность у отца; согласитесь: Цыбин и Пентавер (оба несуществующих имени) – «вещи в себе» суть разные.
Потом! Пентавера (как царевича) – хорошо обучали всему (владению оружием, к примеру); но – пока что его связанное тело (по воле Отца) лежало без тело-движений (и не могло убивать).
Пока что он был занят иным: всего лишь праздно размышлял об истине (то есть – безо всякого смысла «убивая» её по частям).
Подобное – происходило и в «другом» Египте и «другом» Междуречии (то ли в «новом» Вавилоне, то ли в «новом» Мемфисе – а не тамошнем и тогдашнем Санкт-Ленинграде: речь и о тамошних, и о всегдашних таинстве и о теодицеи).
Казалось бы: новые веяния (атомизация homo sum) – дело более чем со-временное; но – это действительно так: времена для подобных деяний более чем со-вместимы.
Убийство Отца (а чем ещё является приведение homo к полному ничтожеству «узкой специализации»: использование ремесла’ и потребления его продуктов) есть дело злобо-дневное; а потом (то есть – ещё ближе к зло-радству) – Пентавер вдруг возомнил или вспомнил, что и на этом свете, и на том никто никому ничего не должен (и это помогло ему определиться).
Должен он был – только убитому им отцу (ставшему «никем»; его самого сделал «никем» уже иму «убитый» Отец); потому – Пентавер покинул свои псевдо-рассуждения и вспомнил о тело-движениях: и только тогда и в его реальном пленении начались изменения этого самого плена.
И всё вокруг него опять началось: самоопределяясь, он обязательно «вспомнил» о женщине; но – это «вспомнил» (на деле) означало, что Пентавер опять о себе возомнил: ведь «вспомнил» царевич не о дочери Евы – а только лишь о никогда не принадлежащей ему Первоженщине.
Пусть его – ибо все они (дети Адама и Ева) есть «псевдо»-ипостаси Стихий (ютящихся в мужских и женских «псевдо»-оболочках).
И только она – настоящая: не знающая грехопадения; только она – даже в повсеместном шеоле (где нет ни богов, ни демонов) является и полной Стихией (буде её взбредёт это в голову).
Потому – лишённый всего «своего» сын живого (им убитого) «бога» постиг(ал) непостижимое: он вспомнил о женщине. Вспомнил о том, как в далёком будущем будет её искать. И всё это произошло по весьма заметной причине: до-селе он – связанный по рукам и ногам – томился во тьме заслуженного заточения, ожидая от слуг фараона решительной и лютой казни за отцеубийство.
Той «самом смертной» казни, которая ничуть не лишала царевича его (изначального, от Отца) бессмертия, разве что – делала это его (и без того лютое) бессмертие ещё более нестерпимым; вот (каковы были) эти суд и казнь – покажем их; но – покажем и Силы, благодаря которым все эти казни египетские бессмысленны.
Да – его имя было Пентавер, сын бога Рамзеса III; и это о нём его мертвый (ибо – уже реально и виртуально им убитый) отец произнес: Что же касается всего сделанного, это они, которые сделали это, и пусть падёт все, что они сделали на их головы, ибо освобожден я и защищён я на протяжении вечности…
