– Их разорвало, надвое, эллаина и сольгарца. И я…
И тут он увидел бирюзовую лужу и всё новые и новые иглы, вылетающие из стен забоя, который как-то вдруг сразу стал единым, потому что и без того непрочная стенка, разделяющая два забоя попросту растаяла, а камень, стекая, словно вода, сразу же исчезал под бирюзовой поверхностью маленького озера, которое уже тянуло к нам жадные пальцы.
Мы медленно пятились к скальной стене штрека, и когда до неё оставалось совсем немного, Любомир оглянулся через плечо. И на его сдавленный хрип обернулись уже все, даже слепой Ульр. Вся стена за нашими спинами ощетинилась бирюзовыми остриями. Они колыхались, вздрагивали, словно живые, но почему-то не торопились прикоснуться к добыче, и тут я услышал за спиной голос Кахуранги и обернулся, отстранённо подумав о том, что стою на своих ногах, ногах, которых я не чувствовал.
Кахуранги стоял, выпрямившись, простирая левую руку над бирюзовой… Водой, ни водой и бормотал что-то на своём языке. Чувствовалось, что ему тяжело держать руку, каменные колодки и обрывок цепи – вещи не так, чтобы лёгкие, его ощутимо пошатывало, но он стоял прямой, как стрела, и словно бы повинуясь его приказу бирюза успокоилась, острия игл втянулись обратно в стену, а озеро перестало тянуться к нам своими щупальцами.
– Во имя солнца твоей родины, светящего с севера, что ты делаешь? – воскликнул Мал-Дун.
– Он молится Всаднику!
– А ты-то Пустынник, откуда про Всадника знаешь? – удивился Любомир.
Готтентот степенно ответил:
– Кто же не знает легенду о Всаднике, блуждающей скале, топчущей корабли.
Эту легенду знали все, по крайней мере, те, кто хоть раз общался с жителями равнинного Маотори. Легенда о человеке, у которого похитили любимую. Всё, что увидел с берега несчастный меднокожий маотори, был парус чужого корабля. Несчастный пастух обратился к богам, моля их о возмездии, и они вняли его мольбам, превратив его вместе с конём в скалу, о которую разбивались корабли чужаков, плывшие в степной Маотори. Иногда, говорили, Всадник, в человеческом обличье, ни кем не узнанный, бродит по земле и всё ищет свою любимую. Иногда Всадник щадил мореходов, но по какой причине, выжившие с кораблей, потопленных Всадником,, не понимали. Наверное, Всадник до сих пор надеется, что пощажённые им люди помогут ему найти его любимую. А ещё говорили, что бедную маотори продали именно в Снэугарские горы. Среди мореходов была распространена песнь Всадника, которую, разумеется, навряд ли сложил он сам, но я всегда плохо запоминал песни, особенно на другом языке, но я часто слышал, как её пели немногочисленные маотори, попадавшие на рудник. Они почитали Всадника то ли своим святым, то ли богом, ведь он защищал от врагов их и свою родину.
Бирюзовые острия подрагивали в своих каменных гнёздах, но высовываться не торопились, словно наблюдали за людьми. Кахуранги замолчал и повернулся лицом к нам. Его ярко-голубые глаза подёрнулись белёсой пеленой. Он медленно, словно в забытьи подошёл к скальной стене штрека и протянул руку. Мгновенно из стены выметнулись две бирюзовые иглы и, изогнувшись, обвились вокруг каменной колодки с обрывком цепи. На наших глазах камень распался, растёкся, растаял вместе с металлом цепи. Мы уже готовились услышать дикий вопль боли, но живые иглы убрались обратно в стену, не причинив человеку вреда.
– Помогите кимру! – прошептал он и потерял сознание.
