Четыре дежурных по станции, восемь по охраняемым переездам, четыре весовщика, четыре товарных кассира. Отпуска одних дежурных уже закрывают год. Больше просят в ночную смену. А тётя Галя всё ровно плохо спит по ночам, вот и выручает. Никто не может заставить её выйти на работу она за штатом, она всегда выходная. Вот и последние два месяца она редко ходила на работу, говорила, что она себе устроила отпуск. Ходила в основном ночью, и то, когда очень попросят. На радостях, что прошла комиссию, тётя Галя сегодня не отправляла нас домой, а накормила от пуза, и ещё дала по вафле домой, когда за нами пришёл папа.
Мама серьёзно больна.
Маму к обеду привезла скорая помощь. Два санитара под руки привели её в квартиру, сняли пальто, положили на кровать и уехали. Она плохо ходила, ноги и руки были опухши. Она даже не могла держать ложку в руках. Оказывается, лечение не пошло на пользу, ангина дала осложнение, и она заболела ревматизмом. За ней нужен был уход, сиделка. Откуда её взять и отец принял решение забрать домой, когда спадёт высокая температура. Теперь я понял, почему отец был, какой-то не такой. Вот пришёл папа. В одной руке у него бидончик с молоком, в другой сетка с хлебом. Он обнял маму, та заплакала. Я осмелился и тоже обнял её. От мамы пахло больницей. Потом мама позвала:
– Алла, доченька, пойдем к маме!
Голос её изменился. Он стал сиплым, глухим. Алёнка уже забыла маму, или просто не узнала её. Она сидела на раскладушке в шляпе и играла с мячом. Никакой реакции на мамину просьбу.
– Милашка в шляпе, иди к нам! – позвал я. Алёнка подошла к нам.
– Доченька, это я, твоя мама, сейчас такая. Забыла?!
Мама попыталась обнять сестрёнку и пошевелила руками, острая боль отобразилась на её лице. Папа подбросил угля в горящую плиту, поставил на конфорку выварку, вылил туда два ведра воды и пошёл с ними за холодной в колодезь. Мы уже не раз обжигались и понимали, что к плите подходить нельзя. Он только проронил нам:
– Никуда не уходите, смотрите за мамой.
Придя с водой, он снял с гвоздя ванну, поставил на пол, приготовил воду. Видя это, Аленка стала раздеваться. Пытаясь остановить доченьку, отец сказал:
– Погоди не тебя, маму. Тебя я позавчера мыл.
Но Аленка не послушала его, разделась, взяла меня за руку и повела к ванне.
Я посмотрел на отца, тот одобрительно кивнул головой:
– Но мойся сама, чистюля такая, я тебя мыть не буду.
И отец сел у стола отдохнуть. Я посадил сестру в ванну, взял в руки кусок хозяйственного мыла. При виде мыла, она уже сама закрыла глаза и я начал мыть ей голову. Через десять минут, я помыл Алёнку. Отец ополоснул её, завернул в самотканое полотенце, и вместе с ним посадил на мою раскладушку. Сестра раскраснелась и была похожа на маленького поросёнка, из моей книжки про трёх поросят. Одевалась она сама, как любил говорить отец, под чётким руководством брата, который подавал из шкафа её нужную одежду. Папа подлил горячей воды, раздел маму, на руках отнёс и посадил в ванну.
– Пока отмокай!
Засмеялся он и положил под голову маленькую подушку. Спустя некоторое время, он начал мыть ей голову. Длинные густые чёрные волосы сбились в комок, и отец долго вычесывал их гребнем. Вскоре сестрёнка уснула, а отец всё продолжал отмывать маму. По опыту я знал, проспит Аленка не менее двух часов.
– Папа отпусти меня на улицу, я так давно там не был.
– Иди только дальше сквера ни ногой! Что б я тебя в окно видел и в нужный момент мог позвать, надень куртку и ботинки, а то на улице прохладно.
