Я набрался мужества и и решил, что раз лейтенант Накано послала меня в «Банкири» – значит, ей и виднее. Если спросит – расскажу всё.
Поэтому я не стал даже доставать книжечку. И накрутил совсем другой номер, который помнил наизусть.
Трубка прогудела, а потом сказала голосом Антон.
– Моси-моси! База торпедных катеров слушает!
– Антон, у меня новости.
– Плыви дальше.
– Объявляется приём в мозговые рыбаки.
– Ого! Каков рыболов?
– Синий с красным. Островитянин.
– И что ты решил? Попрощаешься с аппаратом?
– Нет, в далёкий сад мне пока рано. Он удочку забросил, но не знаю, на меня или нет. Я думаю, тебе надо с ним порыбачить.
– Человек ищет где глубже, а рыба ест Гору. Решай сам. Но не откажусь.
– Заметано. Поплыли!
Этот код родился стихийно, в выпускном классе средней школы. Сейчас уже трудно представить, насколько не только легендарен, но и популярен был тогда «Аквариум». Про него писали на стенах даже в Камифурано. И писали достаточно часто, чтобы настенный рейтинг вмело конкурировал с «ГрОб» и «Punks not dead». Нам в тринадцать лет было ужасно интересно, что скрывается за этой надписью.
Как раз переиздали раннего Гребенщикова, времён «Искушения святого Аквариума». Мы слушали его целыми днями, угадывая в шипении и акустических переборах те семена, которые потом расцветут безумно прекрасным садом.
Это прошло. Сейчас я могу слушать только «Треугольник», а за последними альбомами не следил. Недавно переслушал «День Серебра» и удивился – это же прошлый век.
Наш шифр пророс оттуда, из неведомой древности семидесятых годов. Он соединял идеи «Жёлтой подводной лодки» и «Графа Диффузора» и казался очень сильным оружием против Синих Жадин. Слова не имели определённого значения, а общий смысл угадывался намёками.
И вот прошло почти десять лет, «Жёлтую подводную лодку» увидели все, кому это было надо, и наш шифр по-прежнему жив. Ура?
Я так увлёкся воспоминаниями, что спохватился только в последний момент.. Я же самое главное спросить забыл.
Снова накрутил Москаля-Ямамото.
– Напомни, пожалуйста, номер корейца.
– Которого корейца?
– Ненастоящего, разумеется.
Он пошуршал бумажками и продиктовал. Цифры были мне совершенн незнакомы. Может, номер поменял. А может, я ему ни разу в жизни до этго не звонил.
Но, что удивительно, голос он узнал сразу.
– О, товарищ Шубин! Приветствую! Вы очень вовремя – у нас сегодня собрание! Будем обсуждать…
– Расскажешь, как приду. Вы всё там же?
– Да, разумеется. Но ячейка растёт…
Я повесил трубку и вернулся к столу. Они что-то обсуждали по-английски, но при моём появлении тут же умолкли.
– Так что там с Гришей,– спросила Арина.
– Умер он. Это я уже сказал,– я снял куртку с вешалки и подумал, что сейчас всё равно слишком жарко, чтобы её надевать.
– Он тоже на Башне работал?
– Я не знаю, где он работал. Знаю, что умер. И мне этого достаточно. Пойдёмте, господа.
– Куда?– осведомился Эшенди.
– Смотреть на гражданское общество.
– Нам надеть маски?
– Не нужно. За пять минут дойдём. Тут недалеко.
Мы пошли тёмными улицами. Нужный дом нашёлся удивительно быстро.
Дверь подъезда обзавелась кодовым звонком. Я набрал пятнадцатую квартиру и меня впустило без малейших вопросов.
Краем глаза заметил, как Эшенди что-то проверил в кармане. Это он правильно.
Наконец, вот знакомая дверь. Она совершенно не изменилась, только покрашена.
Я позвонил. Дверь распахнулась. На пороге стоял подсохший, но совсем не изменившийся Павлик – коротко стриженный, взбудораженный, в заново пошитом по росту френче как у Ким Ир Сена.
