Как я выступала в опере - страница 18
– Играйте, прошу вас!
Биба сел, и в совершеннейшем чайковском стиле, с длинным фортепианным проигрышем, в сложной многобемольной тональности, с перехлестами рук, с обилием модуляций и парой десятков тактов в заключении артистично сыграл собственный романс Чайковского. Даже сам, пока пел, растрогался, так что очки запотели, и на высокой ноте от волнения дал петуха.
Отличница-зубрилка открыла рот, Петя, знавший все, возликовал от восторга, а педагогиня была озадачена.
Поставила четверку: все-таки задание было – петь по нотам.
Текст романса я помню отлично. (Письмо Татьяны предо мною.)
Вот он:
Как мы ели устрицы
Как-то раз, давно, лет двадцать пять назад, были мы с компанией в Париже.
Спрашиваю друзей:
– Кто-нибудь вкушал устриц?
– Нет, – говорят, – ни разу не вкушали.
Решили мы отправиться в город и вкусить. Или выкусить, как оказалось потом.
Потому что не придумали ничего умнее, как пойти за ними в богемный Латинский квартал на улицу Сент-Андре дез-Ар. Там на каждом шагу было несметное число кабачков, но все такого разряда – как раз для студенческой голытьбы вроде нас.
Заняли очередь на улице, потому что набито везде было – полна жопа огурцов.
Выходит сам хозяин, весь в мыле, и кричит:
– Вам чего? Вас сколько? Ждать будете?
А я до этого в словаре посмотрела, как будет «устрицы» по-французски и кричу сквозь пение уличных музыкантов, стук барабанов и клики толпы:
– Уитр! Уитр! (huître).
Но из-за шума мое прекрасное грассированное «Р» на конце до хозяина не долетело, и он решил, что я кричу «Уит» (huit), то есть, что, мол, восемь нас (хотя было пятеро).
Вот он разгреб толпу там, у себя внутри кабачка, выпроводил каких-то уже совсем никаких, чтоб нас восьмерых посадить, выглядывает и кричит:
– Уит! Уит! – и рукой манит.
Мы заходим: два диванчика. Накурено, дым коромыслом.
Хозяин говорит:
– Так чего заказывать будете?
А я:
– Уитр! Уитр!
А он:
– Да я понял, что вас восемь, а чего, типо, жрать-то будете?
А я:
– Уитр! Уитр!
Тут он понял и закричал:
– Оляля! Хахаха!
Потом он нам объяснил, куда, в какие толстопузые и элегантные кварталы надо идти, чтоб вкусить «уитр».
Но мы уже так устали ждать, что согласились на гамбургеры и пиво.
Глеб Геннадьич выходит в астрал
Хороших родителей важно слушаться в детстве. А в юности – не слушаться.
Родители устроили нам с первым мужем поездку в Париж в лето после свадьбы. Все оформили, купили билеты, отстояли очередь за валютой где-то на улице Правды (по шестьдесят семь рублей доллар) и сговорились, где будем жить. У нас в Париже жила старенькая вдова моего троюродного белоэмигрантского дедушки, польская еврейка из Лодзи, уехавшая еще задолго до войны от польского антисемитизма. Сам дедушка работал всю жизнь маляром на каком-то предприятии у богатого еврея. Тот уехал в Америку от немцев и на время войны поручил свой чудесный дом дедушке, а потом – так и просто подарил, за то, что дедушка сберег его какие-то дела.
Вот туда-то мы и должны были попасть через сколько-то там часов в поезде. Но не тут-то было!
Как только растроганные лица всех родителей (а они очень подружились) уплыли с синими платочками налево, появился какой-то обязательный демон-искуситель и рассказал нам, что мы можем выходить, где нам заблагорассудится, компостируя билет, а потом, по этому же билету, продолжать поездку.