Мы будем ночевать на вокзале?
Банк аннулировал кредитку Гийома?
Русский загранпаспорт не действителен в Бельгии?
Гийом находится в международном розыске?
Я нахожусь в международном розыске?!
Гийом подошел ко мне, рассерженный и красный.
– Чёрт-те что! Я даже не знаю, что делать, – «ну точно, аннулировали кредитку и загранпаспорт не действителен», пронеслось у меня в голове. – Они отдали наш номер час назад.
– Как такое возможно? Ты же его оплатил, – воскликнула я, отгоняя от себя образы бомжей, ошивающихся у вокзала. – То есть мы будем спать на улице?
– Да, оплатил. Но ресепшионист подумал, что раз мы… ну в общем, что мы… если мы парень и девушка, то… короче, он подумал, что его коллега ошибся, забронировав для нас номер с двумя одноместными кроватями. И отдал его пожилой паре.
В моём воображении бомжи сменились совсем другими образами.
– То есть комнаты у них всё-таки есть? – осторожно уточнила я.
– Да, но только с двуспальными кроватями.
На его лице была написана такая искренняя досада, что мне стало не по себе. Казалось, стоит мне шевельнуться в направлении входной двери, как он вылетит туда, увлекая за собой оба наших чемодана. Но с другой стороны, раз он еще не на пути к вокзалу, значит, ждет решения от меня. А у меня за плечами в общей сложности семь с половиной часов пути, считая дорогу до в Шереметьево и пересадку в Копенгагене. И мне совершенно не улыбалась перспектива провести остаток этого влажного мартовского вечера, чавкая по лужам замшевыми сапожками в неизвестном направлении. Ведь тогда ещё не было айфонов с функцией ориентировки на местности.
– Ну что ж, придется брать то, что есть. Не на улице же ночевать, – сказала я, смотря на него глазами оленёнка Бэмби. Разве Бэмби может навевать непристойные мысли? Только мысли об опеке и заботе.
Гийом согласно кивнул.
– Но я попрошу его, как только комната освободится, сразу же переселить нас.
– Конечно! – горячо поддержала я эту инициативу. Даже чересчур горячо.
В сопровождении хозяина мы поднялись по крутой лестнице на третий этаж, волоча за собой чемоданы – в штате отеля носильщик явно не числился. «Вот это настоящая жизнь, Дашенька. Хорошо, что тебе не надо к ней привыкать», – вела я мысленный диалог сама с собой, втягивая на очередную ступеньку относительно легкий Гийомов чемоданчик. В моей жизни журналиста-путешественника нас везли из аэропорта на микроавтобусе с кондиционером, по дороге заботливый отельный менеджер раздавал нам бутылки с минералкой, в лобби гостиницы нас, как правило, ждал поднос с бокалами шампанского, и пока мы чокались за знакомство, ресепшионист уже приносил ключи от наших комнат. Надо ли говорить, что чемодан сама я передвигала не дальше, чем от багажной ленты до двери такси.
Хозяин отпер дверь с номером 303 и шагнул внутрь. Мы остались за порогом, потому что больше туда войти никто не мог.
– Там ванная, – хозяин уперся локтем в стену слева. – Там окно, рядом шкаф, – широкий жест направо. – А вот кровать, – он дал дружеский шлепок подушке. – Чувствуйте себя как дома!
И бочком вышел. Мы переглянулись и втянули чемоданы в узкое пространство между кроватью и гипсокартонной стенкой. Перед нами было окно, а за ним – глухая серая стена какого-то индустриального здания. Хотя если уж совсем честно, перед нами была Кровать, а уже за ней – окно. Но этот предмет интерьера мы молчаливо договорились не замечать.
