Взглянув на часы, Рахман вспомнил, что его ждут еще в одном месте, но задержался, оглядел буфет, обрадовался, увидев на подоконнике крепкий кактус, вроде как еще один гость с другого континента.
– Люблю у вас бывать, – размышлял он. – Ни одна религия тут не притесняет никого. Мне в Москве легко дышится. Мужчины и женщины говорят между собой на любые темы. Ваши люди идут в стране куда хотят, везут в автомобиле кого хотят.
В тот момент ни Рахман, ни Анна не могли еще знать, что через несколько лет его маленького сына из-за цвета кожи изобьют в детской песочнице на Крылатских холмах, да так, что ребенок с сотрясением мозга попадет в больницу и много лет будет страдать головной болью. Так что не очень-то и в России все идут куда хотят. Даже самые маленькие. Темные неведомые силы, не уловленные, не пойманные, не препарированные еще общественной мыслью в кино, в театре или в газетах, поднимали время от времени голову и в стране Анны.
– Приходи в гости к нам с Леной. Ребятишек увидишь.
Что еще добавить к разговору давно не видевшихся коллег?
– С удовольствием приду, – пообещала она и наконец-то робко спросила:
– Хади как там?
Намного строже и суше уже выглядел Рахман.
– Сама его об этом спроси. Завтра он прилетает в Москву. На конференцию по ядерной физике. Будет в гостинице «Пекин».
Калейдоскоп чувств на лице Анны собеседник уже не видел, он быстро шел к двери.
Ночь была тяжелой. В душной комнате трудно было заснуть. Хотелось сидеть у окна и обдумывать: можно ли еще верить человеку из другой страны, как разгадать чужое лукавство, как найти человека, которому ты всегда дорога, необходима, как трава лугу, как ветка дереву? Большая ли ее вина даже перед собой в том, что в ту пору она была доверчивой студенткой и увидела только то, что сама хотела увидеть в другом человеке?
Ненадолго окунулась в дремоту Анна и вдруг заметила: из-за деревьев в каком-то дремучем лесу, из-за сосны выплыла худенькая, с очень тонкими руками женщина, закутанная в белое арабское одеяние. Минуту скользила по крапиве, желтым головкам золототысячника, легко ступила на дикие фиалки. Потом оказалась в квартире Анны, у постели которой замерла, наклонилась и шепотом произнесла:
– Пожалуйста, не отнимай моего мужа. Я очень больна…
От легкого шевеления занавески женщина исчезла во мгле, ушла за дерево, но выглянула все же из-за него, почему-то с улыбкой подняла руку на прощанье, и провалилась в овраг, доверху наполненный туманом, который надвинулся и на спящую Анну.
Сколько раз огромные стрелки пробежали по золотому циферблату на Спасской башне, прежде чем они увиделись вновь? Когда-то казалось, что разлука будет длиться год, максимум два, но сейчас уже не знаешь, радоваться ли встрече, печалиться, или просто задуматься и понять, почему она, эта жизнь, повязала их какими-то неведомыми и такими кондовыми законами?
– Денек вроде будет жарким, – сказала Анна, чтобы хоть как-то отвлечь его внимание от себя.
– Да, – согласился Хади и нехотя повернулся к лавочке, за которой кончалась тень. Утренние лучи гуляли по его волосам, в них она впервые увидела седину.
Вероятно, он тоже когда-то думал, что женитьба на иностранке – это авантюризм в любви. Но вот даже спустя несколько лет глядит на Анну так долго, что ей уже чуточку неловко. Дрожат его ресницы, взволнованно лицо, и отчего-то он долго не выпускает ее рук.
