Кактус Леонова. Записки япониста о важном и разном - страница 20

Сам город мне понравился. Построен он был политзаключенными, ссыльными, которых выкинули в чистое поле, прямо как в книге про Зулейху. Поэтому люди здесь душевные, отзывчивые, всегда давали нам пирожки с брусникой на дорожку, были приветливы и открыты.

В городе есть шикарный шахматный клуб, крутецкая лыжная трасса, курган с фигурами медведей и прочей ХМ-фауны.

Коренные народы Югры (так называют этот регион) – это ханты и манси. Если кто забыл, то языки их угро-финские, наиболее близки венгерскому. С лица они азиаты, но волосы часто светлые и глаза голубые. Говорят, у манси блондинов больше. Живут они в чумах на стойбищах. Занимаются оленеводством. Зимой носят всё из оленьего меха. Летом одежды яркие – красные, розовые, с узорами. Женщины прячут лицо, носят платки типа павловопосадских. Детям хантов и манси построили супершколу-интернат, а они растерялись: не умеют сидеть на диванах и стульях и по полочкам вещи раскладывать. На полу оно же удобнее.

Едят они в основном рыбу: муксуна, нельму. Говорят, в школах-интернатах по СанПиНу сушеная рыба детям не положена, а без рыбы дети ханты и манси болеют своими неизвестными болезнями.

Второй раз мы приехали сеять доброе-вечное на мансийской земле, рассказывая про возрождение «Ниссана». Дедушки-лекторы – бывшие сотрудники «Ниссана», ныне на пенсии, то есть, как их называют, «оу би», или «олд бои» = «старые мальчики», – почти в каждом слайде презентаций славили Карлоса Гона, рассказывая, что сделал и что не сделал Карлос Гон, и разыгрывали сценки «Карлос Гон в цеху» (почти как Ленин в Разливе). Даже не знаю, что они рассказывают теперь.

Один из лекторов очень хотел увидеть настоящего шамана. После лекций была запланирована баня, туда нам его и подогнали. Мы сидели в зале, пили пиво с сушеной рыбой (слава богу, сцены «Переводчица в халате поверх офисной одежды, смотрящая прямо перед собой» удалось избежать). Похожий на индейца шаман – кажется, он был манси – изрядно поднабрался и рассказывал, как в советское время у них проходили партсобрания. Шаманизм советская власть, разумеется, не приветствовала, считая его вредным для сознания строителей коммунизма. Поэтому сначала проводили реальное собрание, а после него начинали камлать. В этих краях популярен культ медведицы, вот они что-то на эту тему и разыгрывали. Потом шаман выпил еще, стал ругать православие, чем задел мои православные корни (мой прадед был священником в Сибири), посмотрел на меня мутным глазом и заявил: «А ты-то ничего, только не все переводишь». Во мне проснулся ледяной берсерк, и я, осмелев, железным голосом сказала, что он даже не представляет себе, насколько я все перевожу. Но тут японцы захотели-таки залезть в сам банный зал и оттуда прыгнуть в ледяную воду. А шаман, к моему счастью, уснул.

Однажды мы с моим любимым продюсером Исикавой, с которым потом судьба, увы, развела нас, летели в самолете в Питер. За плечами успешные гастроли театра кабуки в Москве, аншлаги, пресса, небывалый успех. Вдруг Исикава говорит: «Что-то у нас так все гладко идет, что даже скучновато. Никакого драйва и адреналина». Мы прилетаем в аэропорт Плюково. Выясняется, что багаж всех артистов вскрыт. И пропали ноутбуки, пачки наличных иен и прочее, то есть то, что они, люди искусства, положили в багаж. Обчистили всех, кроме главы труппы Накамуры Гандзиро Третьего, впоследствии Сакаты Тодзюро Четвертого (имена актеров кабуки могут меняться на протяжении актерской карьеры в зависимости от выслуги лет и творческих достижений, каждое новое имя круче, чем предыдущее). У Гандзиро – без сомнения, самого богатого человека в труппе – на чемодане не было коричнево-зелено-черной наклейки в цвет занавеса кабуки, и читавшие восторженную прессу просвещенные питерские грузчики на его чемодан внимания не обратили. Ну хорошо, мы взбодрились, оставили русского директора решать вопросы с багажом, а сами поехали размещаться в гостиницы. Выяснилось, что российская принимающая сторона что-то перепутала и номеров меньше, чем нужно, а в Питере 300-летие. Искали и размещали везде, узнав много новых локаций. Мы с Исикавой в результате оказались в маленьком отеле на Английской набережной с гигантскими номерами, где дитя японских гор и рисовых полей терялся в просторах номера и чувствовал себя неуютно, а я ставила будильник на час раньше, включала оранжевую воду питерских труб, засыпала и вставала к тому моменту, когда она приобретала более-менее нормальный оттенок.