Но общим было ощущение неясности выбора, и поэтому и тот, и другой путь допускал большие колебания. Я не думаю, что в 70-е могли вырасти люди, имеющие ясные цели. Вернее, могущие видеть перспективу. 70-е – импрессионистичны, в них все размыто. Да, хватались, разбрасывались, но очень быстро остывали. В этой размытости – особый демократизм 70-х. Комсомолец и двоечник могли забуриться в пивную и загреметь в вытрезвитель. Хотя первый мог много при этом потерять. И оба это хорошо понимали.
Конечно, выбирали путь, шли по нему, а потом в секунду могли все спустить в унитаз. И необязательно этому предшествовали мучения, сомнения, скорее сам воздух, атмосфера были таковы, что устоявшееся оказывалось вдруг ненужным.
Есть семидесятники «по жизни» – свои ребята, они до сих пор не сделали в жизни выбора. Приближаешься к ним и не понимаешь, что произойдет в следующие часы, – напьешься, упадешь в канаву, уедешь в другой город, к кому-то на дачу, получишь по физиономии или, по старой памяти, попадешь в пикет. И это отнюдь не просто общерусская черта, а своя, родная, наших семидесятых.
А вот все это: деньги-шменьги, власть – не имеет возраста.
(рассуждения, ХХ век)
Годы труда, разочарований, разговоров. А есть ли достижения? Все это куда-то движется. Есть процесс. Потом все замирает – все то же, но тонусом ниже. Побеждает усталость. Но усилия кажутся по крайней мере – не бесплодными.
Но вот все болевые точки определены и не хочется к ним прикасаться. Плод созрел. И в ужасе уставясь на него: а был ли процесс? И какие достижения?
Почему там твой страх, слабость, лень, безволие, инерция, боязнь жизни, самообман? Этот плод – как вторая голова. Это теперь – тоже ты.
Срубить? Казнить себя?
Не рубить. И никогда не узнать, что же там – за страхом?
(о себе)
Проснулся. Встал.
– Ну, как там дела?
Плохо. Поел. Стало хуже. Вышел из дому, еле дошел до автобуса. Поднялся в горку – просто невозможно. Посидел, поработал. Подташнивает. Голова кружится. Поехал домой. Пробки, темень, слякоть. Хуже некуда.
Решил пройтись пешком. Вдруг – полегчало. Нет, ну что это, так нельзя, откуда, зачем?
Поужинал. Плохо. Лег спать. Нестерпимо.
Проснулся.
– Ну, как там дела?
(о себе)
Сижу дома, болею гриппом. Неделю, вторую. И постоянно на себя натыкаюсь. Вот и книжка, вот и телик, и сон уже не лезет. Ходишь из угла в угол – опять я. И чем же тебя занять? Пойду съем чего-нибудь. Нет, вкуса ни в чем нет. Позвонить? Надоели все.
А мог бы сейчас сесть на самолет, улететь, как человек, куда-нибудь на выходные. А тут ходи целый день, развлекай этого. И как это люди годами дома сидят?
(о себе)
На 9 мая бабушка уехала к сестре в Ленинград. Папа и мама День Победы обычно встречали в ресторане в компании смоленских друзей. В ресторан в этот день попасть было очень трудно, но дядя Витя был секретарем райкома партии, и для него таких проблем не существовало.
Шел 1960-й год. Был прекрасный, жаркий, практически летний, день. С четырех лет я болтался во дворе без всякой опеки – уходил после завтрака и возвращался затемно, часов в девять-десять вечера. Иногда мама вдруг спохватывалась и строго-настрого приказывала мне являться хотя бы к обеду. Но через неделю-другую все про это забывали, тем более, что мама была учителем, приходила домой ближе к вечеру, и дома, кроме старенькой бабушки, никого не было.
