Калейдоскоп юности - страница 10

– Куда Эрнста определили на отработку? – интересуюсь я, всё ещё думая об этом юноше.

– В библиотеку. К Хироши-тян.

– Интересно, – я вспомнил первокурсницу, которая всегда помогала в библиотеке. Если и могло ей не повезти, то, наверное, только так. Добрая и открытая девочка, которая с восторгом воспринимала свою работу, встретилась с таким жёстким человеком, как Эрнст-кун. – Но, может быть это и к лучшему…

– Думаешь?

– Да. Конечно, Хироши-тян будет трудно с ним, но, возможно, что именно она покажет Клечек-куну, что люди не желают ему зла, а даже способны на добро.

– Мне его немного жаль, если честно, – с грустью произнесла Эрика, смотря в сторону деревьев, что возвышались по правую руку. – Ему тут плохо, но это, по большому счёту, не его вина, а просто стечение обстоятельств. Все его действия, что он с таким усердием предпринимает – это попытка выживать в тех условиях, которые он считает враждебными. Причём, в полном одиночестве. Даже меня он воспринимает лишь в той степени, в которой я говорю с ним на немецком. Словно японский ему противен.

– Он любит свою Родину и родной язык, – пожимаю плечами я. – Но он всё равно пытается привести два мировоззрения в равновесие в своей голове. Но то, что ему трудно, и то, что он один, это правда. Может быть поэтому мне кажется, что общение с Хироши-тян будет для него хорошим способом понять, что и в Японии можно завести друзей и общаться с людьми на равных.

– Если только он захочет этого. Вполне может быть, что он просто отработает наказание и вернётся в свой обычный ритм.

– Присмотри за ним, Эрика, – попросил я. – Эрнст-кун неплохой парень, у него есть голова на плечах и человечность, хотя он старательно её скрывает. Ему трудно, и это длится уже второй год. Не хотелось бы, чтобы он попал в неприятности из-за того, что ему не хватит сил или он начнёт враждовать с окружающими.

– Хорошо, я постараюсь. Мне и самой грустно смотреть на то, как он не может примириться с миром.

– Да, хотя выбор всё равно должен сделать он сам… – я прерываюсь от того, что впереди показывается тёмная фигура. В такой жаркий и солнечный день, когда и я, и Эрика, надели лёгкую одежду, трудно не обратить внимание на человека в чёрном, да ещё с длинным рукавом. Но даже не это характерно для него. Он сам, как будто, нёс тьму вокруг себя.

– Привет, Клечек-кун! – здороваюсь я, когда мы оказываемся рядом.

– М, – он смотрит на меня пристальным, ощупывающим взглядом, словно хочет пробраться в мысли. – Добрый день, сенпай. Hallo, Erica…

– Привет, Эрнст, – моя любимая не собирается переходить на немецкий, и на секунду в лице Эрнста мелькает неудовольствие.

– Как твои дела, Эрнст-кун? – решаю перевести его внимание я.

– Как обычно, – пожимает он плечами. – Надеюсь, что и у Вас всё хорошо, – он даже не спрашивает, а утвердительно предполагает, не давая мне права на продолжение диалога. Какой же он жёсткий в общении. Так и чувствуется корка, которой он покрывает свою личность. – Я пойду, с вашего позволения, – бросает он и собирается продолжить путь.

– Что собираешься показать на летнем фестивале? – пытаюсь зацепить его я.

– М? – он останавливается на середине поворота и смотрит ещё более пристально в попытке добраться до моих мыслей. – Песню.

– Даже так?! Раньше ты не сочинял стихи, насколько я помню…

– Я переведу. Коммунистический марш, который пели рабочие, бастующие против режима Гитлера в Германии, – он сказал это с таким ядом и надменностью, словно пытался обвинить меня в национализме лично. Мне стоило больших усилий, чтобы не измениться в лице от таких слов, горечь от них жгла в самое сердце.