Калейдоскоп юности - страница 36

Пройдя немного, мы оказались на небольшой смотровой площадке, огороженной перилами. Тут же стояла небольшая скамейка, на которой по утрам любят отдыхать старики, а днём семьи и парочки. Эрнст остановился у перилл и посмотрел на долину, простирающуюся внизу. Огни города сияли под нами, машины кружили по улицам, как светлячки, но их шум совсем не доносился сюда. Всё вокруг затихло, и мне было страшно нарушить это спокойствие.

А Эрнст всё смотрел и смотрел вниз, как будто выискивая для себя что-то в этом узоре огоньков. Осторожно встав рядом с ним, я посмотрела в его лицо и увидела странную тоску, смешанную с какой-то радостью. Словно в этой картине он видел что-то далёкое, но очень родное и приятное. Он не отрывал взгляд от долины и очень долго молчал, что это даже начало пугать меня. Но потом он вздохнул, впервые пошевелившись, и произнёс.

– Verweile doch… Du bist so schön…

– Что это значит?

– «Остановись, мгновенье, ты прекрасно…» – пояснил он. – Это из Гёте.

– Звучит красиво, – проговорила я, не зная, что ещё сказать к этому.

– Да, – кивнул он, улыбнувшись. – Да, красиво, – он облокотился на периллы и стал смотреть вдаль. – Знаешь, Санада-сан, за всё, что было со мной сегодня, я должен благодарить тебя.

– Меня? – я не ожидала это услышать.

– Да, – он продолжил, снова кивнув. – Когда мы с тобой говорили в четверг, ты сказала, что, может быть, стоит просто смотреть на людей проще. Не ждать подвоха и вражды, а пытаться понять их. До этого мне тоже говорили такие вещи, но мне говорили их, как указ, как обязанность, которую я обязан выполнять. А я ведь не обязан понимать всех и пытаться нравится всем. А тебе просто хотелось, чтобы я провёл фестиваль весело и интересно. Не пытался исправить своё отношение или делать глубокие выводы о своём поведении, а просто повеселился вместе со всеми. И мне на самом деле было очень весело.

– Ну, я рада, если тебе это помогло, – от его слов моё сердце стало стучать быстрее.

– Угу. Хотя весь этот шум с наградами – это не для меня. Я бы мог обойтись без этого. А теперь ближайшие пару недель мне проходу по школе не будет, – он снова стал бурчать, хотя совершенно беззлобно.

– Знаешь, – попыталась начать я, набрав воздуха. – Я тоже должна тебя поблагодарить…

– За что? – не понял он, повернув голову ко мне.

– За смелость, – резко выпалила я. – Да, за то, что показал мне пример смелости.

– Если ты про тех гопников, то это было скорее безрассудство.

– Нет, я не про то. Хотя… – я совсем запуталась в словах, поэтому сделала глубокий вдох, прежде чем продолжить. – Когда ты спас меня на парковке, ты был единственным на улице, кто обратил на это внимание. Ты не прошёл мимо, не стал отворачиваться, потому что тебе было не всё равно. Ты принципиально не захотел игнорировать проблему. Мы, японцы, скорее замнём всё, промолчим или стерпим, но не будем показывать возмущение или злость. Может быть, у нас нет на это смелости. А у тебя она есть. Когда я увидела это, я была восхищена тобой. Я сказала себе, что хочу быть настоящей собой и поступать так, как я считаю верным, независимо от мнения большинства. И тогда, на собрании класса, я настояла на проведении клуба настольных игр, хотя большинство проголосовало за ларёк с блинчиками. И оказалось, что это была самая оригинальная идея фестиваля, – я перевела дух, а Эрнст слушал меня со всем вниманием. – А ещё только на нашей первой прогулке я вспомнила, как мне нравится скорость и мотоциклы. Я вспомнила, ради чего я сдавала на права и трудилась, чтобы получить мопед. Не ради поездок в школу или в магазин, а именно ради этого. Чтобы лететь, как ветер над дорогой и чувствовать весь азарт движения!