Калейдоскоп юности - страница 37

– Вот как, – задумчиво пробормотал юноша.

– Я сказала, что ты похож на твой германский десерт, Чёрный лес. Ты гордый, принципиальный, серьёзный и непонятный. Но, если узнать тебя ближе, то мне ты кажешься больше, чем просто строгий европеец. Ты умеешь быть добрым ради других, бросаться на выручку незнакомым людям, – я чуть запиналась от волнения, говоря это. – Ты и радуешься, и грустишь, как-то по-особому. И мне бы хотелось знать, что ты думаешь, когда задумчиво молчишь и смотришь вдаль. Что ты видишь там. Что тебя печалит или тревожит, а что заставляет смеяться. Мне бы очень хотелось быть ближе к тебе. Не знаю, можно ли считать это признанием, но именно это я хотела сказать, – я потупила взгляд, боясь смотреть ему в глаза. И настало молчание. Такое долгое и тяжёлое, что мне невольно становилось страшно от того, что оно могло означать. Пересилив себя, я всё же посмотрела на Эрнста, и увидела тот самый загадочный взгляд вдаль. Словно он смотрит так далеко, что вообще ничего перед собой не видит.

«Он смотрит в себя…Сейчас он смотрит внутрь своей души или сознания…Что он там видит? Рассматривает меня? Обдумывает, что ему сделать и как ответить?» Волнение переполняло меня. Хоть я того и не желала, но я сказала много сокровенного, что было у меня на душе. И я до сих пор не знаю, можно ли считать это признанием в любви или чем-то вроде этого. Но, что сказано, то сказано.

– Эх, – наконец вздохнул он, возвращаясь из глубин мыслей. – Вы, японцы, удивительные люди. Только у вас я встречал столько форм выразить собственные чувства, не говоря о них напрямую, – он усмехнулся по-доброму, но меня едва ли не трясло от тревоги. «Неужели он именно так ответит на это всё? Посмеётся над культурными особенностями?» – Давай сядем, – он пригласил меня на скамейку и посмотрел на небо, где уже стали мерцать первые звёзды. Глядя в небо, он мелодично проговорил длинную фразу на немецком.

Oh, Stern dort am Himmel, so glaube mir,

wenn mein Körper auch einmal vergeht,

meine Seele wird Dich doch stets kennen,

wenn sie die Verbindung besteht,

Einen Tempel wird sie sich weben

aus Strahlen, dem glänzenden Licht…-

und dort werde ich auf Dich warten,

denn vergessen kann ich Dich nicht…

Сказав это, он мечтательно улыбнулся, словно вспоминал о чём-то очень приятном. Я села рядом с ним, не понимая, что происходит. Когда мне так хотелось ясного ответа о его чувствах, он, как назло, делал всё, чтобы меня запутать.

– Что это значит? – осторожно уточнила я.

– Это значит:

О, Звезда моя! Находясь в небесах, поверь мне:

Когда бы ни погибло моё тело,

Душа моя будет всегда помнить о тебе,

Не утратит связь с тобою,

Возведёт себе храм

Из твоих лучей, из сияющего света…

И я буду дожидаться тебя там,

Ибо позабыть тебя не смогу…

Ответил он, доставая наушники. – Мне вспомнилась это песня от чего-то. Наверное, от того, что в ней поётся о надежде, свете и доверии. Может, послушаем?

– Ну…давай, – я уже не надеялась получить от него ответ на своё признание, поэтому просто взяла наушник.

– Нет-нет, оба, – поправил он меня, давая и второй. При этом он улыбался как-то загадочно, но тепло. Взяв и второй наушник, я стала слушать ту песню, что он включил. У неё была плавная мелодия, исполняемая какими-то струнными и духовыми инструментами, а также чем-то вроде клавесина. Она лилась, как река, раскачивая меня на своих неспешных волнах, пока я глядела в небо. И небо, словно качалось надо мной. Ласковый женский вокал начал петь непонятные мне слова, словно колыбельную, и мне даже захотелось прикрыть глаза. Музыка никуда не спешила, и давала возможность расслабиться. И мне казалось, что в этой песне очень много тёплого и ласкового, какой-то доброй нежности, а ещё надежды, звёздного света и желания погрузиться в эту песню с головой, словно в звёздное небо. Я сама не поняла, как стала смотреть куда-то вдаль, далеко-далеко. И при этом думать о каких-то своих вещах. О том, что я только что сказала Эрнсту, о том, как волновалась и боялась его ответа. И его молчание тревожило меня. Но сейчас этого не было. Все эти тревоги и страхи покинули меня, оставив лишь спокойствие и умиротворение наедине с великим небом. Откинувшись на спинку скамейки я с улыбкой стала раскачиваться в такт песни, совсем не замечая, что происходит вокруг.