Камелия. Похищенная ученица - страница 5

– Приветствую вас, господин Привис, – произнесла она неприятным, хрипловатым голосом и сделала книксен, надо сказать довольно неуклюжий с точки зрения человека, привыкшего вращаться в высшем обществе, где дамы постоянно соревновались в изяществе подобных приветствий. Эдман тут же догадался, что женщина принадлежит к среднему сословию и научилась исполнять книксен уже во взрослом возрасте, а реверанс, скорее всего, у нее вообще не выходил. – Меня зовут Рейчел Пигирд. Я служу патронессой школы. Прошу, следовать за мной. Госпожа Гризар ожидает вас.

– Мое почтение, патронесса Пигирд, – Эдман склонил голову.

Она развернулась и тяжелой походкой направилась вглубь здания, он последовал за ней, прихрамывая на правую ногу и опираясь на одну из любимых тростей с набалдашником в форме головы льва.

Длинные коридоры поражали невзрачностью: серые неокрашенные стены, каменные полы с трещинами столетней давности, неприятные сквозняки даже в такой погожий день и полное отсутствие каких-либо украшений, картин или ковров. Патронесса остановилась около двери с табличкой: «Директриса Гертруда Гризар» и громко постучала. В ответ раздался уверенный голос:

– Войдите!

– Максис Эдвард Привис прибыл, госпожа, – доложила патронесса.

– Спасибо, Рейчел, – кивнула седовласая пожилая женщина, сидевшая за широким письменным столом. – Можешь идти. Приветствую, господин Привис, располагайтесь.

Кабинет директрисы выглядел весьма недурно по сравнению с другими помещениями: мебель из дорогого темного дерева, стены, отделанные бордовыми с золотом обоями, портрет императора в полный рост с одной стороны и портрет пожилого широкоплечего мужчины с бакенбардами в форме майора императорской гвардии – с другой.

– Рад встрече, директриса Гризар, – поклонился Эдман, подошел ближе и уселся в жесткое кресло с низкой спинкой. Патронесса снова изобразила книксен и оставила их наедине.

Госпожа Гертруда Гризар относилась к той породе женщин, которые, достигнув определенного возраста, более не менялись. Несмотря на преклонные года, морщины пощадили ее лицо, а выцветшие глаза светились умом и несгибаемой волей. Густые волосы она укладывала в старомодную высокую прическу настолько искусно, что ни один локон не смел вырваться из общего нагромождения. Серое, из дорогого шелка платье с неглубоким вырезом украшал белый кружевной воротничок и такие же манжеты. Директриса носила скромные серьги с драгоценными камнями, но шею и руки оставляла без приличествующих украшений.

– Итак, – сказала она, пригвоздив Эдмана к неудобному креслу цепким взглядом начальницы с большим стажем, – я получила рекомендательные бумаги и ваши документы из департамента. Нужно сказать, я потрясена, что такой специалист отважился работать в нашей школе.

– Отчего же? – усмехнулся Эдман, проведя рукой по аккуратным черным усам и короткой бородке. Он ненавидел растительность на лице и никак не мог привыкнуть к новому образу. Забываясь, Эдман начинал теребить жесткие волоски, но старался пресекать подобные порывы на корню. Вот и теперь он убрал от лица ладонь и сказал: – Мне предложили это место, и я счел его не хуже и не лучше других. Кроме того, мне обещали приличное ежеквартальное жалование и определенное вознаграждение после нескольких лет службы.

– Да, департамент не обделяет нас средствами, – сдержанно улыбнулась она. – Но вы ведь до этого работали в престижном училище императорской гвардии! А там, думается мне, совсем иные порядки, да и адепты не в пример более дисциплинированные.