– Да, деда! – кивнул я, а кулаки сжались сами собой.
После того как всё мне рассказал, старый князь заметно расслабился и попросил Наталью накрыть для него и Прохора завтрак, а мне принести свежего чая.
– Так, молодёжь, – встал из-за стола дед, – нечего в доме сидеть. Идите на улицу, вам явно есть что обсудить.
Последовав этому совету, мы с Прохором вышли и направились в беседку.
– И чего я ещё не знаю, Прохор? – спросил я у воспитателя.
– Много чего, – ответил тот. – Например, что я состоял и состою в императорском роду, в род Пожарских меня Михаил Николаевич принял только для вида, по просьбе императора и твоего отца. Ещё я сотрудник Тайной канцелярии и дворянин.
Я ошалело смотрел на воспитателя:
– Дворянин?
– Да, – кивнул он. – Личное дворянство мне ещё в конце войны даровали, по совокупности заслуг, но про это знает очень ограниченный круг лиц.
– А граф Орлов? – мне уже везде стали мерещится заговоры.
– Не знает. Он же из другого ведомства. А познакомились мы с ним, когда я роль денщика при Михаиле Николаевиче играл, а на самом деле обеспечивал безопасность твоего отца.
– Что ещё?
– Всё твоё обучение воинскому искусству, как уже говорил Михаил Николаевич, было под постоянным контролем императора и твоего отца. Правда, со стихиями у тебя не пошло… Пришлось вносить корректировки. Но Александр Николаевич и правда приезжал смотреть на твои тренировки. Помнишь Фёдора Кузьмича?
– Да, – кивнул я, вспоминая своего инструктора по «казацкому спасу».
– Он, как и я, из канцелярии. Твоего отца тоже он в рукопашке в своё время натаскивал. Продолжать?
– Да.
– Университет. Как вашу группу называют?
– Княжеской.
– А какова политика университета по отношению к студентам из разных социальных слоёв?
– Полное равноправие.
– А раз такая политика, как могло так получиться, что сразу четыре студента из знатнейших родов империи оказались в одной группе, а не в разных? – Прохор смотрел на меня с улыбкой. – Ректору позвонили из Кремля и намекнули, что в данном конкретном случае на традиции надо закрыть глаза. А почему?
– Почему?
– Чтобы некий студент Пожарский, прибывший из Смоленска, с гарантией продолжил общаться с Долгорукими и Юсуповыми, да ещё и с Шереметьевыми, как оказалось. Чтобы ты, Лёшка, врастал в это высшее общество не только по праву рождения, но и благодаря своим человеческим качествам. В любом случае ты для этих должен стать своим.
– А с корпусом тоже Романовы подсуетились?
– Нет, Лёшка, – усмехнулся Прохор. – Простое стечение обстоятельств после того нападения в банке. Но до военки в университете тебя всё равно не допустили бы, а тренироваться мы с тобой ездили бы, скорее всего, сюда.
– Понятно… А кто из Пожарских знает, что я… Романов?
– Только Михаил Николаевич. Но, думаю, что дядьки твои, Григорий и Константин, догадываются. Отношения твоей матери с Александром Николаевичем для них тайной не были.
– Прохор… Скажи мне честно! А Леся?
– Леська тебя любит. И этого должно быть достаточно.
Я задумался на минуту и опять представил всю эту ситуацию.
– И что мне теперь делать? – ощущение того, что моей жизнью полностью распоряжаются фактически незнакомые люди, вызывало лёгкую панику.
– Дальше жить. И не делать глупостей, как правильно отметил твой дед. А там посмотрим…
– Но ты-то меня не бросишь? – спросил я воспитателя.
– Нет, конечно! – улыбнулся он. – Куда ж ты без меня?!
***
– Прохор, звони Алексии, пусть пораньше возвращается, – инструктировал князь Пожарский Белобородова в своём рабочем кабинете. – И с Вяземской свяжись, пусть тоже приедет. И Сашку Петрова, художника нашего, зови, а то Лёшка совсем хмурый ходит.
